Увеличиваю ее фото. И вскрикиваю, потому что Валеев вырывает из рук телефон.

– Эй! Отдай, – хриплю я, широко распахнув глаза. Таир головой качает. И, чуть сбросив скорость, то на дорогу бросает взгляд, то на экран, что-то там листая, попутно умудряясь как-то пресекать мои попытки отобрать у него то, что в его руках просто не должно было оказаться!

– Угомонись! – рявкает, уворачиваясь от моих кулаков. Ну и ладно. Я и сама больше не могу… Накатывает усталость. И даже облегчение как будто от того, что можно перестать притворяться, а еще тупое равнодушие касательно своей дальнейшей судьбы.

Обхватив плечи, прижимаюсь виском к стеклу, за которым сгущается ночь. Таир, от которого я до этого не слышала, кажется, ни одного матерного слова, грязно ругается. Пространство вокруг него наливается тяжестью и густеет, как воздух в преддверии грозы. Валеев зачем-то съезжает на обочину. Но мне уже все равно. Апатия в душе даже чернее ночи, что нас окутала. Не знаю, сколько мы так сидим…

– Ты злишься на меня? – спрашиваю, потому что, наверное, что-то надо спросить.

Играя желваками, Таир дергает головой. Несвойственным ему резким движением открывает бардачок, достает пачку сигарет. Подкуривает. В ярком свете зажигалки его лицо кажется каким-то нездешним.

– Нет. На себя злюсь. Что ничего не понял. – Бьет по рулю: – Блядь, Кать, ты совсем дура?! Вот скажи мне, совсем?! На хера ты… еще квартиру эту купила… Что ты в ней делала вообще?

– С Сашкой…

– Попробуй еще раз! Твоя дочь уехала на курорт вместе с отцом и мачехой! – рявкает Таир.

– А вы… Вы сейчас как кто интересуетесь? – оскаливаюсь в ответ, подтверждая истину о том, что лучшая защита – это нападение. И да, кажется, повторяюсь.

– Как твой непосредственный начальник! Который несет ответственность за все твои гребаные поступки! Ты на хрена его телефон взломала, а?! Это подсудное дело!

– Ну, так сдай меня внутренней безопасности, какие проблемы? – устало шепчу я.

Валеев поворачивается ко мне всем своим мощным телом. Я, пожалуй, еще не видела его настолько взбешенным. Страшно? Нет. Все равно. Мне давно уже все равно. И, может, это читается… Не знаю, в моих глазах ли, позе, неживых замедленных жестах… Потому что Таир усилием воли берет себя в руки и, глубоко вздохнув, вновь выезжает на трассу. До нашего городка доезжаем, не произнеся больше ни слова. Лишь у квартиры бормочу ему «спокойной ночи» и руку протягиваю, намекая, что все же неплохо бы вернуть мне телефон.

Только дома вспоминаю, что он так и не сказал, как со мною поступит. Да и похрен. Упав в одежде на кровать, открываю фотографии, испытывая какую-то странную царапающую по краю сознания тревогу. Вглядываюсь внимательно. Пролистываю несколько снимков, возвращаюсь. Сердце оступается – показалось? Нет. На всех фото одна рука Реутова прикрывает низ живота этой твари. А на некоторых – сразу обе. И, конечно, это могло ничего не значить, если бы не повторялось от одного кадра к другому.

Осознание встряхивает меня так, словно через тело пропускают разряды тока. Нервные окончания сокращаются. Боль расцветает в груди причудливым ядовитым цветком. Это чересчур жестокий вариант развития событий. Наверное, самый жестокий из всех возможных…

Откладываю телефон. Кожа горит и чешется, будто под ней скачут блохи. Раздирая ногтями предплечья и бедра, выхожу на балкон. Неуклюже перемахнув через невысокий заборчик, бреду куда-то, не разбирая дороги и ничего перед собой не видя. Подошвы горят. Но скоро боль отступает. С удивлением смотрю на воду, поглотившую мои стопы по щиколотки, делаю еще один шаг, и еще… Черная озерная вода остужает. Залечивает ожоги. Я захожу глубже. Так хорошо! По пояс еще лучше, по грудь, по шею… Намокшие пряди волос колышутся на волнах, как щупальца диковинного животного. Бр-р-р… Я делаю еще один шаг, и вода заливается в рот и нос.

– Катя!

Вода повсюду… А потом рывок. И я снова на поверхности.

– Безмозглая дура! Идиотка… Из-за мужика?! Из-за гребаного мужика?!

– Что? – шепчу непослушными онемевшими губами.

– Покончить с собой из-за… этого?!

Таир так меня трясет, что даже зубы клацают.

– Я просто искупаться хотела.

– Искупаться?! Ну да, – издевательски бросает Таир. – Идти сможешь? Где твоя обувь?

Пожимаю плечами:

– Кажется, я пришла босиком.

– Кажется ей! – рявкает Валеев, вновь подхватывая меня на руки. С нас обоих течет ручьями. В его объятьях я как на волнах. Он размашисто шагает, я качаюсь вверх-вниз. Только вместо плеска воды слышу его надсадное дыхание. Поверить в то, что Таир запыхался под тяжестью моего веса, почти невозможно. Значит, он просто в ярости.

Тело немного знобит. Оборачиваю руки вокруг его шеи, прижимаясь плотнее. Надеюсь, нас никто не увидит. Мне так не хочется… ну, не знаю. Наверное, не хочется его подвести. Этот человек сделал для меня столько хорошего, что это будет совсем уж свинством.

– Я могу сама идти, – вяло отбиваюсь.

– Сиди уже!

– Не надо на меня орать.

– Правильно. Тебя уже пороть надо! Дура!

Ставит-таки на пол. И обхватив за плечи, опять трясет, будто надеется этим нехитрым способом вставить на место мои мозги.