– А вы классно смотритесь! Прям семья из рекламы майонеза, – веселится Аленка. – Не думали в будущем сойтись?

Мы с Феоктистовым синхронно вскидываемся. Переглядываемся, и тут его реактивный темперамент берет верх:

– Какого хера ты несешь?! – орет он.

– Ну, а кому я могу еще тебя доверить, глупый?

На этом видео обрывается. Но мне и не нужно напоминаний о том, что за этим последовало. Фома орал, что она заебала его со всеми этими приколами. Я пыталась их помирить, Аленка расплакалась. Потому что даже ее оптимизм под конец начал отказывать. Вечер был безвозвратно испорчен. И хоть мы все же сварили злосчастные вареники, насладиться ими не получилось. У вишни был необычайно горький вкус. Вкус вины и сожаления, вкус безнадеги и, одновременно с этим, надежды, огонь которой Аленка невольно раздула своим высказыванием. Наверное, мне действительно было важно получить от нее благословение. Я и сейчас не знаю, оно ли это было, но… Мне очень хочется верить, что она в самом деле была бы не против.

Глава 8

Она нравилась мне всегда. И не нравилась одновременно с этим. В двадцать мне, конечно, не хватило мозгов понять, как такое возможно. Я просто интуитивно держался от Женьки на расстоянии. А что не так с моим отношением к ней, понял лишь спустя годы.

Есть просто такие женщины, которые могут заставить любого мужика сомневаться – а точно ли она ему по зубам. Женька из этой редкой бесячей породы. Рядом с ней я ощущаю постоянный напряг. И вроде она ничего такого не делает, но ведь хрен расслабишься. Она вся такая цельная, правильная, преисполненная достоинства. Ты мечешься, ищешь себя, а она как будто еще в пеленках постигла суть жизни. И эта мысль просто сводит тебя с ума. Ты изводишь, пытаешься ее продавить, подчинить себе, следуя сложившейся годами эволюции практике, где мужчина вообще-то главный, а она класть хотела на эти стереотипы. У нее своя жизнь, которая никогда не будет крутиться вокруг мужика. А если этот мужик, как я, с детства привык едва ли не к поклонению, смириться с обратным… сложно.

С Аленкой все было иначе. Такой уж она была: легкой, смешливой, понятной. Ее невозможно было не любить. Когда у нас закрутилось, я о Женьке забыл и думать. В отношениях с Аленкой меня удовлетворяло буквально все, а что нет – было легко исправить. Дорожа нашими отношениями, Аленка запросто уступала, прогибалась, сглаживала. В общем, проявляла нетипичную для такой юной особы мудрость. А глядя на то, как она старается, я и сам почти не косячил.

– Молодой человек, могу я вам что-то посоветовать?

Ч-черт. Сколько я стою, гипнотизируя взглядом прилавок с дарами моря? Так задумался, что просто нафиг выпал из реальности.

Киваю. Вдыхаю влажный соленый бриз, смешанный с пряными ароматами жарящейся неподалеку рыбы. Пять утра, но по рынку бродят толпы туристов. Бодрые, несмотря на ранний час, продавцы во все горло нахваливают свой товар – огромные креветки соседствуют с серебристыми тушками меч-рыбы, перламутровыми кальмарами и багровыми осьминогами.

– Пожалуй, я возьму вот этого лобстера.

А еще пасту, зелень, и дуриан, плоды которого лично я предпочитаю употреблять под утренний кофе. Надеюсь, и Женьке он по вкусу. Потому как, чтобы там ни говорили, вкус дуриана заходит далеко не всем.

Может быть, вам интересно, какого черта я делаю в пять утра на ночном рынке?

Да черт его знает. Я неплохо готовлю. И кажется, таким образом хочу… ну, не знаю. Может быть, принести Женьке свои извинения? Вел я себя по отношению к ней как мудак. Тут даже не берусь спорить. Бешусь на себя, а отыгрываюсь на ней.

Нет, ну кто бы мог подумать, что мы вот так встретимся?

А если бы мог, разве стал бы я что-то менять в своей жизни? В конце концов, меня в ней все более чем устраивает. Делаю что хочу, еду куда пожелаю. Нигде не задерживаюсь надолго. Ни к кому не привязываюсь. Я свободен как ветер. Свободен от каких-либо обязательств и клятв. От чужих ожиданий и необходимости держать марку. От меня никто больше не зависит, я сам по себе. После двух лет заботы об онкобольной девушке… Это облегчение, за которое я испытываю мучительный стыд. В теории я знаю, что это нормальное чувство в сложившейся ситуации. Чувство, с которым неизбежно сталкиваются родные неизлечимо больных, но это понимание мало чем облегчает мое неприятие. Я не должен был испытывать этого. Не должен. И все.

Может, она и сдалась, потому что увидела, как меня это угнетает? Нет, я не демонстрировал своих чувств в открытую и до последнего неплохо держался, но мало ли? Вдруг я ошибался?

На последние купив все, что задумал, возвращаюсь домой. К утру большинство неоновых вывесок погасли, и горизонт стал потихоньку светлеть, но пройдет еще не меньше часа, прежде чем солнце покажется.

Готовлю в летней кухне, оборудованной под специальным навесом. Вряд ли бы я мог потревожить сон Женьки, воспользовавшись кухней внутри, но вот запахи даже с включенной вытяжкой пропитали бы напрочь ее роскошную квартиру. Здесь и лук, и чеснок, и перец чили… Получится вкусный соус.

Просыпаются птицы и город… Утро наполняется звуками – к шуму волн присоединяются стрекот насекомых и доносящийся издалека рев байков.

– Что ты делаешь?

Оборачиваюсь на Женькин сонный голос.

– Доброе утро. Садись. Сейчас будем завтракать.

– Лобстером?

– Спустил последние деньги, чтобы тебя побаловать.

– Не надо было, – Женька с ногами забирается в плетеное кресло. – Но спасибо.

Покачивая вок в руке, мешаю рамен. А сам кошусь на острые Женькины коленки. Блин, я ее реально трахнул. Еще и без резинки. Озноб прокатывается по позвоночнику, несмотря на то, что готовлю я на открытом огне, у которого адски жарко. Наверное, из-за этой всей кутерьмы с полицией уже поздно принимать меры экстренной контрацепции? Пипец.