Тут профессор Сёмин тронул директора Сиделкина за рукав, и Сиделкин как проснулся:

— У нас ведь какое богатое культурное наследство!

— А как насчёт разбойничьего наследства, уголовного то есть? — спросил профессор.

— Уголовное прошлое у нас тоже очень богатое.

— Нас особенно интересует район села Троицкого и деревни Простоквашино, — сказал Матроскин.

— О! Это очень известные разбойничьи места. Там леса были богатые, и много пещер было. Особенно там славилась шайка Хлопка Косолапа. Это было в начале конца девятнадцатого века и в начале начала двадцатого.

— И кого же они грабили? — спросил дядя Фёдор.

— Они делали налёты на усадьбы. На Щелкалово, Юсупово и на Кара-Мурзиное. То есть на усадьбу Кара-Мурзы.

— Так, — сказал Матроскин. — Попрошу подробнее о добыче. Что они забирали?

— Как что? — сказал дядя Фёдор. — Самое ценное: игры компьютерные, плееры.

— Фотоаппараты, — добавил Шарик.

— Ложки, вилки серебряные, шубы тёплые, валенки, лошадей, — объяснил Сиделкин, — шкатулки всякие.

— Зачем им лошади? — удивился Шарик. — Кататься?

— От погони уходить, — объяснил директор.

— Минутку, — остановил его профессор Сёмин. — А родственников у них не осталось?

— У кого?

— У этого у Косолапова.

— У Хлопка Косолапа?

— У него, точно.

— Надо посмотреть в архивах, — сказал директор музея. — Вам это очень нужно?

— Очень, — сказал профессор Сёмин. И рассказал, что у них в Простоквашино кто-то угрожающие записки пишет с требованием вернуть награбленное.

— Какие хитрые, — сказал директор. — Не они грабили, не им получать.

— А кому получать? — спросил дядя Фёдор.

Тут все задумались, и никто дяде Фёдору не сумел ответ дать.

Когда поздно вечером они вернулись домой, Шарик с ходу сказал:

— Ой, бритостью пахнет.

— Какой такой бритостью? — удивился дядя Фёдор.

— Такой, — сказал Шарик. — Когда человек побреется, он потом одеколоном брызгается. Вот этим одеколоном и пахнет.

— Кто же это был у нас, что бритостью пахнет? Может быть, Печкин заходил? — предположил дядя Фёдор.

— Нет, — сказал Шарик, — когда Печкин приходит, наоборот, тогда небритостью пахнет. Это кто-то другой заходил, из городских.

Они вошли в дом. Огляделись. Всё у них в доме было не так. Судя по пыльным квадратам на полу, все вещи у них были передвинуты.

— У нас, кажется, обыск был, — сказал Матроскин.

— И моё фоторужьё пропало, — сказал Шарик.

Они стали искать, что ещё у них пропало, и фоторужьё нашли. Других пропаж не было.

А в доме профессора Сёмина сидела в кресле связанная бабушка с большой сарделькой во рту.

Профессор вынул сардельку, и что-то упало наземь. Это были вставные зубы бабушки.

Профессор Сёмин спросил:

— А чего это вы, бабушка, сардельку-то не перекусили?

Она сказала:

— Оттого и не перекусила. Эта сарделька невкусная. Эта сарделька «Черкизовская», а я «Микояновские» люблю.

Вернее, она собиралась так сказать, но зубы у неё выпали, и у неё получилось:

— Офтого и не перекуфила. Эфта фарделька нефкуфная. Это фарделька «Черкифофкая», а я «Микоянофкие» люблю.

Профессор Сёмин провёл опрос бабушки и узнал, что к ней пришли два очень вежливых человека в масках, связали её, вставили в рот «фардельку», всё осмотрели и ушли в огород.

В огороде вежливые пришельцы вырыли несколько ям.

— Зачем эти ямы? — удивился профессор.

— Не знаю, — ответила бабушка.

— А если подумать?

— Наверное, они хотели яблони посадить, — сказала бабушка.

— Какие яблони? — удивился профессор.

— Разные там груши.

— Зачем, для чего, с какой стати?

— Не знаю, — ответила бабушка. — Может быть, в подарок. Может быть, это такие запоздалые тимуровцы. Вон у нас красная звезда под крышей ещё с войны осталась.

Во время войны с немцами хорошие ребята «тимуровцы» рисовали на многих домах красные звёзды. Это означало, что дом находится под их защитой. И они всегда помогали тем людям, которые в этих домах живут.

— А зачем же вас, бабушка, к стулу привязывать?

— Чтобы я не подглядывала. Чтобы для меня сюрприз был.

Бабушка профессора Сёмина в больших годах была. Она не совсем в современном мире ориентировалась.