– Вполне. Премного вам благодарен.

«Что, так и уйдёт? – Соня была немного раздосадована. – А как же обсудить расследование? Столько вопросов накопилось, а он даже не задержался, чтобы рассказать подробности. Наверное, при маме было неудобно. Ладно, если получится с поездкой в Абрамцево, там и расспрошу».

С выбором мест возник небольшой спор. Анна Петровна настаивала на первом классе, Митя, сопоставив цены, предпочёл бы третий. В итоге сошлись на втором. Самарину проездных, оплаченных полицией, не хватило – пришлось добавить из собственных средств.

Разместились в жёлтом вагоне, на мягких диванах. В холодное время года пригородные, они же дачные поезда, ходят полупустыми. И в этот раз желающих поехать в Северное Подмосковье оказалось мало. Носильщик поставил большую Сонину сумку рядом на сиденье, пожелав счастливого пути. Здание Ярославского вокзала за мутноватым стеклом дёрнулось и медленно поплыло назад.

Ехать предстояло недолго – около двух часов. День в Абрамцеве, и к ночи можно вернуться домой. «И зачем девушки всегда берут столько вещей, даже в короткую поездку?» – удивился про себя Митя.

– Гостинцев собрали для тёти Саши, – объяснила Соня, словно прочитав его мысли. – А ещё Варя успела положить кое-что для нас. – И девушка достала из сумки аппетитно пахнущий свёрток. – Мм… Ещё горячие! Есть с картошкой и с яблоками. Будете?

– Спасибо, не откажусь.

Пирожок был восхитителен – идеальное соотношение теста и начинки.

– Про расследование расскажете?

– После такого «подкупа» придётся, – рассмеялся Дмитрий. – С вашими подсказками нам удалось наконец объединить три дела в одно, это очень упростило работу. Но с поисками преступника пока далеко не продвинулись. Зато мы теперь понимаем, что наш убийца – человек не бедный и с художественным вкусом.

– Эстет, значит?

– В полиции ему дали кодовое имя «Визионер». Но это между нами, хорошо?

Дмитрий поделился ещё несколькими подробностями расследования. Некоторое время ехали молча. Мимо прополз очередной полустанок с памятной стелой в честь какого-то сражения.

– А вы были на войне? – внезапно спросила Соня.

– Был, – нахмурился Самарин. – Но я бы предпочёл не говорить об этом.

– Вас там ранили? – сочувственно поинтересовалась девушка. – Ваш шрам… Он оттуда, да?

– Шрам? – Митя коснулся левой брови. – Нет, что вы. Я ещё в детстве его приобрёл. Смешная история.

Это сейчас, по прошествии лет, история представлялась весёлой. В момент, когда шило в руке алтарника Стёпки чуть не проткнуло левый глаз, двенадцатилетнему Мите было совсем не смешно.

«А-а-а! Диавол! Диавольский глаз твой выколю! Бес в тебе сидит! Убью беса!» – орал Стёпка, размахивая шилом. По правде говоря, из них двоих бесноватым Митя считал самого алтарника, своего одноклассника. Дёрганый он какой-то, припадочный, вечно дразнит и подначивает.

«Не держи на него зла, Митрий, – приговаривал отец, перевязывая рассечённую бровь. – Прости ему грех. Не со злобы он, а лишь от глупости. “Зри не оком, но сердцем и разумом”. Так святой Тирус говорил. А твой глаз зелёный оттого, что матушка тебе по смерти частичку себя отдала, храни Диос её душу».

Матушку сыщик никогда не видел – она умерла, рожая Митю. А через год после той истории с глазом ушёл и священник-отец – заразился чёрной оспой, когда помогал заболевшим прихожанам.

Стёпка после этого взялся за старое с удвоенной силой. Уже без шила, правда, но кулаками и при поддержке пары приятелей. И что с того? У Мити тоже кулаки имеются, и пользоваться ими он быстро научился. Отец любил повторять слова: «На зло отвечай добром, на удар по щеке подставь другую». Прости, папа. Если ударили по щеке – надо бить в ответ. Пусть не самая добросердечная заповедь, но действенная.

Митя и сам не заметил, что, рассказав про шрам, давно уже переключился на воспоминания из детства. Соня слушала очень внимательно, подперев щёку ладошкой. Пирожки давно были съедены.

– Мне так жаль ваших родителей. Ваш отец, наверное, был очень хороший человек.

– Замечательный, мне его не хватает до сих пор. Хотя, знаете, мне повезло в жизни встретить хороших людей. Наш глава церкви, отец Фёдор, например. После папиной смерти он позволил мне жить в церковном доме, ходить в школу, кормил, одевал. Он и посоветовал потом учиться дальше и пойти на госслужбу. Нашёл протекцию в полиции, когда понял, что представителя церкви из меня не выйдет.