Шрифт:
– Это ты-то? Да ты первый заснешь. Сидя заснешь.
– Не засну, я тебе говорю. Вечером заварю я себе на станции крепкого чаю… Напьюсь – и чай в лучшем виде сон отгонит. Наконец, мы в вагоне не одни. В следующем купе какие-то немцы сидят. Их трое… Неужели в случае чего?..
– Да немцы ли? Может быть, такие же глазастые венгерцы?
– Немцы, немцы. Ты ведь слышала, что давеча по-немецки разговаривали.
– Нет, уж лучше днем выспаться, а ночью сидеть и не спать, – сказала Глафира Семеновна и стала укладываться на диван.
А поезд давно уже вышел со станции с трудно выговариваемым названием и мчался по венгерским полям. Поля направо, поля налево, изредка деревушка с церковью при одиночном зеленом куполе, изредка фруктовый сад с стволами яблонь, обмазанных известкой с глиной и белеющимися на солнце.
Опять остановка. Николай Иванович заглянул в окно на станционный фасад и, увидав на фасаде надпись, сказал:
– Ну, Глаша, такое название станции, что труднее давешнего. «Фюлиопс…» – начал он читать и запнулся. – Фюлиопсдзалалс.
– Вот видишь, куда ты меня завез, – сказала супруга. – Недаром же мне не хотелось ехать в Турцию.
– Нельзя, милая, нельзя… Нужно всю Европу объехать, и тогда будешь цивилизированный человек. Зато потом, когда вернемся домой, есть чем похвастать. И эти названия станций – все это нам на руку. Будем рассказывать, что по таким, мол, местностям проезжали, что и название не выговоришь. Стоит написано название станции, а настоящим манером выговорить его невозможно. Надо будет только записать.
И Николай Иванович, достав свою записную книжку, скопировал в нее находящуюся на стене станции надпись: «Fulopszallas» [5] .
На платформе у окна вагона стоял глазастый и черный, как жук, мальчик и протягивал к стеклу бумажные тарелочки с сосисками, густо посыпанными изрубленной белой паприкой.
– Глафира Семеновна! Не съесть ли нам горячих сосисок? – предложил жене Николай Иванович. – Вот горячие сосиски продают.
– Нет-нет. Ты ешь, а я ни за что… – отвечала супруга. – Я теперь вплоть до Белграда ни на какую и станцию не выйду, чтобы пить или есть. Ничего я не могу из цыганских рук есть. Почем ты знаешь, что` в этих сосисках изрублено?
5
Фюлопсаллас.
– Да чему же быть-то?
– Нет-нет.
– Но чем же ты будешь питаться?
– А у нас есть сыр из Вены, ветчина, булки, апельсины.
– А я съем сосисок…
– Ешь, ешь. Ты озорник известный.
Николай Иванович постучал мальчику в окно, опустил стекло и взял у него сосисок и булку, но только что дал ему две кроны и протянул руку за сдачей, как поезд тронулся. Мальчишка перестал отсчитывать сдачу, улыбнулся, ткнул себя рукой в грудь и крикнул:
– Тринкгельд, тринкгельд [6] , мусью…
6
Чаевые, чаевые.
Николаю Ивановичу осталось только показать ему кулак.
– Каков цыганенок! Сдачи не отдал! – проговорил он, обращаясь к жене, и принялся есть сосиски.
III
Поезд мчится по-прежнему, останавливаясь на станциях с трудно выговариваемыми не для венгерца названиями: Ксенгед, Кис-Керес, Кис-Жалас. На станции Сцабатка поезд стоял минут пятнадцать. Перед приходом на нее, кондуктор-славянин вошел в купе и предложил, не желают ли путешественники выйти в имеющийся на станции буфет.
– Добра рыба, господине, добро овечье мясо… – расхваливал он.
– Нет, спасибо. Ничем не заманишь, – отвечала Глафира Семеновна.
Здесь Николай Иванович ходил с чайником заваривать себе чай, выпил пива, принес в вагон какой-то мелкой копченой рыбы и коробку шоколаду, которую и предложил жене.
– Да ты в уме? – крикнула на него Глафира Семеновна. – Стану я есть венгерский шоколад! Наверное, он с паприкой.
– Венский, венский, душечка… Видишь, на коробке ярлык: «Wien».
Глафира Семеновна посмотрела на коробку, понюхала ее, открыла, взяла плитку шоколаду, опять понюхала и стала кушать.
– Как ты в Турции-то будешь есть что-нибудь? – покачал головой муж.
– Совсем ничего подозрительного есть не буду.
– Да ведь все может быть подозрительно.
– Ну уж это мое дело.
Со станции Сцабатка стали попадаться славянские названия станций: Тополия, Вербац.
На станции Вербац Николай Иванович сказал жене:
– Глаша! Теперь ты можешь ехать без опаски. Мы приехали в славянскую землю. Братья-славяне, а не венгерские цыгане… Давеча была станция Тополия, а теперь Вербац… Тополия от тополь, Вербац от вербы происходит. Стало быть, уж и еда и питье славянские.