Шрифт:
— Серьезно? — смотрит на меня. — Это место Антона.
— Уже нет, — достаю наушники.
Когда самолет взлетает, замечаю, что Майя прикрывает глаза и впивается пальцами в ручку кресла, а как только он набирает высоту, закрывает иллюминатор.
— Зачем садиться у окна, если боишься высоты? — спрашиваю пару минут спустя.
— Какая тебе разница? Чего ты ко мне пристал, Сенечка? — прищуривается.
— Я уже озвучивал, моя любовь, — улыбаюсь и передвигаю ногу так, чтобы наши колени соприкасались.
Майя вспыхивает. Отодвигается, естественно. Злится. Но меня это только забавляет.
Весь дальнейший час мы не разговариваем, меня даже вырубает, а когда открываю глаза и вытаскиваю наушник, слышу тихие всхлипы. Поворачиваю голову. Майя отвернулась к стенке.
Кручу башкой. Почти весь самолет продолжает спать.
Касаюсь ее плеча кончиками пальцев. Майя тут же дергается. Бросает на меня заплаканный взгляд, сжимается вся и отворачивается.
— Слушай, я без понятия, что у тебя случилось, но завязывай рыдать.
— Что хочу, то и делаю, — бурчит в ответ, не дав мне договорить.
— Какой смысл вообще было лететь, если…
— Лучше здесь, чем дома! Отстань от меня, Мейхер. Меня от тебя уже тошнит.
А вот это уже интересно. Значит, у нашей правильной девочки проблемы дома? Это неплохо в сложившейся ситуации. Мне, по крайней мере, на руку.
— Тебе же лучше.
— Это почему?
— Значит, вот-вот начнется привыкание.
— Ага, губу закатай, Сенечка.
— Посмотрим, — ухмыляюсь.
— Ага, обязательно посмотрим.
— Ты, кстати, в курсе, что у нас номера рядом, да?
— Уже да, тем проще будет навести на тебя порчу. Твою куклу вуду я уже сделала.
— Покажешь? — подаюсь ближе к ней.
— Потеряйся!
Глава 20
Майя
В Питере солнечно, но ветрено, на открытых пространствах аэропорта Пулково продувает до костей. Наматываю шарф на голову и закутываюсь в пальто поплотнее. Перелёт получился тревожным. Мейхер, чтоб его, уселся в соседнее кресло, несколько раз за полет, пока он дрых, его голова падала на мое плечо. Приходилось его с себя скидывать, удивительно, что он ни разу не проснулся.
В кармане пиликает включенный телефон. Как только мы приземлились, я отправила в наш с родителями чат сообщение, что долетела, но никто из них мое послание не прочел. Зато сейчас, они отвечают почти одновременно.
Бегло читаю о том, чтобы я не игнорировала шапку, а еще сразу два пожелания хорошо отдохнуть и смайлики поцелуйчиков.
Улыбаюсь и прячу телефон обратно в карман.
Все вроде хорошо, но сердце все равно сжимается. Это началось два дня назад, в последний школьный день четверти. Дома. За завтраком…
Я ела свою тыквенную кашу, когда бабушка позвала меня к себе. Попросила посидеть с ней немного. Сказала, что плохо себя чувствует. Родители уже уехали к тому времени.
Я прихватила тарелку и пошла к ней в комнату на первом этаже. Чувствовала, что ничем хорошим наш разговор не закончится, да и вообще шла к ней очень воинственно настроенной. Решила для себя, что дам ей отпор раз и навсегда, ведь за дни, что она у нас живет, бабушка не раз пыталась меня воспитывать. Правда, ее воспитание выглядит как самый настоящий буллинг. Настолько токсичных людей, я еще не встречала. Даже Мейхер меньше меня бесит.
Только вот моя дерзость сыграла со мной же злую шутку.
Бабушка начала причитать о том, почему мама уехала на работу и даже не заглянула к ней, да и вообще, она считает, что никто в этом доме не хочет о ней заботиться, а моя мама вконец обнаглела, зажралась и забыла, как со мной, совсем еще крошечной сбежала от папы к ней.
Я на это фыркнула и закатила глаза. Моя мама? К ней? От папы? Это смешно. Да и вообще, никто не должен сидеть у ее кровати двадцать четыре на семь.
Так и сказала ей, мол мои родители всегда друг друга любили, и она нагло мне врет. Еще и манипулирует. Мама бы никогда не сбежала от папы. Только вот бабушку мои слова насмешили.
Тогда-то она и выдала, что отец маме изменял. Я только родилась, а он ходил налево. Они даже чуть не развелись, но мама его простила. Бабушка уверена, что из-за денег, мол Еська всегда хотела жить в шоколаде, теперь так и живет, только про мать и сестер забыла, стерва. Это дословно…
Что я почувствовала в ту минуту? У меня словно сердце напополам разорвали. Мои родители всегда были для меня примером. Эталоном.
С мамой я поговорить на эту тему так и не решилась. В моей голове никак не укладываются бабушкины слова. Папа не мог изменять маме, они же любят друг друга. Я самый главный свидетель. С детства. Они же живут друг другом. Правда-правда.