Раздался выстрел. Видать, от удара сорвался взведенный курок. Здоровяк отшвырнул оружие от себя, запустил пальцы в коротко стриженные волосы, уселся прямиком в траву и принялся раскачиваться из стороны в сторону. На выстрел, из бани выскочили еще двое. А вслед за ними и шлюхи, которые ублажали этих громил. Мне не было жалко ни тех, ни других, но я не стал зверствовать. Повернул регулятор мощности на самый низкий уровень и словно автоматчик из фильма про войну, от живота полоснул невидимой и неслышимой очередью.

Жаль выглядело это не так эффектно, как в кино, но результат превзошел все ожидания. Ночные бабочки завизжали, как резанные. Кинулись на своих клиентов и стали срывать с них рубахи и футболки, чтобы прикрыть срам. Те отдавали свои одежки безропотно. При этом старались не смотреть на девок, которых только что беззастенчиво пользовали. Они даже принялись слезно умолять простить их и наперебой обещали жениться. Юмор ситуации заключался в том, что мужиков было всего двое, а девок — шестеро.

Не удивлюсь, если некоторые из них и впрямь подадут заявление и начнут тихую скромную семейную жизнь. Мне некогда было досматривать эту мелодраму и я направился прямиком в «избушку на курьих ножках», обитатели которой, наверняка, тоже всполошились, но носу не показывали. В дом вела широкая деревянная лестница. Вернее — не в дом, а на террасу, откуда, днем, наверное, можно было любоваться лесом. Вот там я и встретил Терентия Георгиевича, который, видать, все-таки набрался храбрости.

— Что там за шум? — спросил он. — Кто стрелял?

— Это ваши дуболомы салютуют новой честной жизни, — откликнулся я, понимая, что тренер по классической борьбе в темноте принял меня за одного из своих охранников.

— Что-то я тебя не узнаю, — пробормотал тот. — Ты кто, парень?

— Ну как же, товарищ Егоров! Вы ведь клялись за меня век бога молить. Даже подарили семейную реликвию — Медный Ключ.

— Саша! — выдохнул папаша бывшей старшей пионервожатой. — Как ты здесь оказался?

— Что это мы все в темноте, — сказал я. — Пригласите в избушку, чаем угостите. Там и потолкуем с вами, а также — с товарищем директором городской станции технического обслуживания.

— Ну проходи, — выдохнул Егоров.

— Только — после вас.

Жорыч распахнул дверь, откуда сразу потянуло теплом и запахами пищи. Он вошел первый, я — за ним. Переступив порог, я увидел просторную комнату с широким столом посередине и лавками с трех сторон. Под потолком висела люстра. Ее хрустальные подвески отбрасывали разноцветные лучики. На стенах красовались оленьи рога и кабаньи морды. Посреди стола возвышался громадный медный самовар. Над ним поднимался пар. Столешница была заставлена посудой, с остатками обильной трапезы. Кроме Коленкина, присутствовали две дебелые девицы, обернутые полотенцами. Видать, только что из бани. Увидев меня, Корней Митрофанович, едва не выронил чашку.

— Данилов, ты откуда взялся?! — спросил он.

— Ух какой парнишка! — промурлыкала одна из девиц. — Наконец-то, нормальный мужик появился… Пойдем в спаленку, я соскучилась по большому, молодому, красивому…

— В другой раз, красавица! — сказал я.

— Пошли вон, сучки! — прикрикнул на них тренер.

— А ты на нас не ори! — окрысилась вторая. — Мы не виноваты, что у тебя хрен вялый, как на овощехранилище после зимы… Пошли, Манька, одеваться… Светает уже, надо на дойку поспеть…

И обе доярки, а по совместительству — жрицы любви, поднялись с лавки и потопали к вешалке, под которой были грудой свалены разноцветные тряпки. Директор СТО самолично взял чистую чашку, налил в нее заварку и кипятку. Не снимая куртку, я присел на край лавки, положил рядом с собой «домру». Взял у Коленкина чашку. Мне и впрямь хотелось глотнуть чаю. Жрать — тоже, но прикасаться к какой-либо еде на этом столе было противно. Так что я ограничился только чаем.

Девки облачились, заорали: «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю…» и вывалились наружу.

— Может, выпьешь? — спросил Терентий Георгиевич, усаживаясь напротив. — Ты же не за рулем! На нашей вертушке прилетел?

— Теперь — это моя вертушка.

— Понятно, — выдохнул Коленкин. — Гулливеру каюк!

— Как это — каюк?! — удивился Егоров. — Да нас же…

Митрофаныч зыркнул на него и тот осекся.

— Что — вас? — спросил я. — Его ребятки на ремешки пустят?.. И поделом. Что это вам вздумалось натравливать на меня этого циркового уродца? Неужели вы думали, что меня можно запугать карликом?

— Прости, Сергеич, бес попутал, — проговорил директор СТО.

— Да не бес — жадность! Всё вам мало, импотенты! Я сказал — отстегиваете на детей, отстегиваете мне и живите спокойно. Да вам, видать, спокойно не живется, мужики… Знаете, я многое могу простить, но вот то, что вы пацана из моего класса тронули, не прощу…

— Да мы его сейчас приведем! — спохватился тренер. — Эй, Сарай!.. Где ты?.. Обосрался, что ли?..

— И Сарай ваш и Тимка Фирсов уже в руках моих людей, — сказал.