Шрифт:
Мы перегнули с защитой от одной стрелы, но Древоточцы могли посчитать это намеренной демонстрацией силы.
— Боги! Они выстрелили, зная, что вы среди нас. Это богохульство! Прошу, обрушьте на них божественное наказание.
— Но это лишь одна стрела. Может, это было случайно, — я не спешила слушаться Якомару.
— И одной стрелы достаточно! Направить лук на бога — серьезное преступление, за которое истребляют всю колонию… И мы в тупике. Если они нас не послушают, мы не сможем найти ваших друзей.
— Хорошо, понимаю, — Сатору первым принял решение.
— Не спеши, — сказала я Сатору.
Сквонк спас Мамору. Уничтожить его колонию было бы плохим способом отплатить за помощь.
— Знаю, — Сатору повернулся к крепости и активировал проклятую силу.
Сосна у пещеры треснула и упала.
Солдат за ней застыл.
С гулом камень треснул, словно от удара большим кулаком. Осколки полетели в воздух. Еще удар… и еще. Камень вокруг прорезей обрушился, открыв большую дыру.
— Хватит! Прекратите! — закричала я.
Я озиралась, сверху звучали высокие вопли. Хоть напоминало крик солдата с мегафоном, эти звучали жалобно.
Солдат с мегафоном ответил резко. На пороге пещеры появилось два бакэ-недзуми. На них была броня, так что это были офицеры высокого ранга. У одного был плащ. Позже я узнала, что он был регентом колонии Древоточца, Квичи. Другие бакэ-недзуми опустили веревку до земли.
Я взглянула на Якомару, а он застыл со странным выражением. Будто гнев смешали с неуправляемой радостью.
Нет смысла подробно описывать встречу Якомару и Квичи. Якомару относился к нему, как к проигравшему. Я не понимала их разговор, но Якомару что-то требовал. Какими бы беспочвенными ни были требования, Квичи не мог отказать.
Сатору перебил их и смог спросить про Марию и Мамору. По приказу Квичи к нам привели Сквонка.
Он скривился, но все же прошел к нам.
— Сквонк, ты нас помнишь?
— Ки-ки-ки… да, боги.
— Куда ушли Мария и Мамору? — Сатору сразу перешел к главному.
— Не знаю, боги.
— Не знаешь? Тебя не было с ними?
— Был. Но они ушли дальше.
Я закрыла глаза, отчаяние заполнило мое сердце.
— Дальше? Куда?
— Не знаю.
— Ты хотя бы знаешь направление?
— Не знаю. Б-боги. Но у меня есть псьмо.
Сквонк вытащил из лохмотьев конверт и протянул мне. Я быстро открыла его. Письмо внутри было написано Марией.
Любимой Саки.
Когда ты прочтешь это письмо, мы с Мамору будем уже очень далеко.
Я не думала, что придется писать такое прощальное письмо своей дорогой подруге и любви. Мне очень-очень жаль.
Прошу, не ищи нас.
Мне грустно писать это. Помню, как мы злились, когда Мамору оставил нам такую записку. Но мне не хватает слов, чтобы сказать иначе.
Я очень рада, что ты переживаешь за нас. И я тебя понимаю. На твоем месте я бы тоже переживала. Но другого выхода нет.
Мы не можем больше жить в Камису-66. Город этого не позволит. Будь это только я, ладно, но Мамору уже заклеймили как непригодного. Это не позволит ему вернуться. Разве к нам не относятся как к вещам, от которых можно избавиться, если в них нашли дефект, а не как к людям? Горшки, когда их достают из печи, осматривают, и те, на которых есть трещины, разбивают. Если нас ждет только уничтожение, то мы лучше убежим, надеясь отыскать другое будущее.
Честно говоря, я хотела пойти с тобой. Это правда. Но ты не такая, как мы. Я уже тебе говорила, что ты — невероятно сильная. Не физически, не в силе воли или духа. Тебя легко довести до слез, легко сбить твой запал. Это в тебе мне тоже нравилось. Но, какими бы ни были трудности, даже если тебя поглощает горе, ты всегда восстанавливаешься. Тебя так легко не сломить.
Уверена, ты сможешь жить и стать важным членом общества.
У Мамору не так. И если я выпущу его из виду, он долго не проживет. Прошу, пойми.
Когда я покинула город, я поняла одно.
Города извращены.
Разве не так? Могут ли города, где детей убивают ради сохранения мира и порядка, считаться нормальным обществом? По словам ложного миноширо, наша история полна кровопролития. Но вряд ли нынешнее общество намного лучше, чем темное прошлое. И я вижу теперь, что так исказило города.