Шрифт:
— Этих почти двести, живут в четырёх бараках.
— Да уж, нам понадобятся много медиков. Ладно.
— Так што, мы ужо начинаем служить Вам?
— И да, и нет. Вы, в сущности, все люди служивые, хотя каждый первый уголовник.
— Знаете, видать, наши истории.
— Не в деталях, но понятно, что вы не можете бежать в степь, не можете бежать в империю.
— Рад, что Вы нас понимаете и поможете.
— В некотором роде. Есть для вас отличный компромиссный вариант.
— Что там за вариант?
— Вам понравится. Но всех офицеров я для начала разжалую. Тебя назначаю сотником этой роты и моим доверенным лицом. Именно это я и называю оказаться в нужном месте.
— Значица и на моей улице праздник, — ухмыльнулся недоверчиво Анастас.
— А тебя примут?
— В этом отряде да, мы тут как одна семья, сплошь сироты, самую трудную лямку тянем. Но среди офицеров будут парочка тех, кому это не пондравится.
— Давай по порядку. Собирай всех. Оружие в ножны, в кобуры и так далее, спецподразделение юстиции пока что острог будет контролировать. Ваши вещи, личные, кстати, тут же?
— Дык, у нас свой барак, а што? Зачем Вы спрашиваете?
— Ну, есть причина. Собирай своих, кто ранен — забинтуем. Кто убит, закопаем.
* * *
— Што дарить будем? Небось, чайный сервиз? — с интересом сопел над ухом сотник.
— Какой, к лешему, сервиз? Он каган, а не тёща.
Пока Анастас отвлекал меня дурацким вопросом, я купил чай себе и моему новому сотнику, а к чаю по посыпанной сахаром булочке. Как таковая булочка меня не интересовала, зато я здорово нуждался в том, чтобы заткнуть его говорливый рот.
Мы были на вокзале и происходила, как в первом в моём мире фильме, процедура «прибытие поезда».
А дел между тем полон рот.
Анастас шумно пил чай, громко прихлёбывая, чавкая булкой и ошарашенно озираясь по сторонам, я же смотрел в направлении выхода с перрона.
Из вагонов начали выходить первые, самые нетерпеливые пассажиры. Потом более терпеливые, например, два неопределённого возраста хмыря, каждый из которых нёс по чемодану.
Где-то позади хмырей, держа в руке букет полевых цветов, щёгольски топал Ключ, одетый в приличный гражданский костюм. Собственно, у него единственного из единорогов был костюм.
Хмыри протиснулись к выходу, спуску по длинной лестнице.
Здоровенный перемазанный грязью попрошайка на секунду заступил им путь, но потом сам же отпрянул назад.
Они смерили его презрительный взглядом.
— Так што дарить будем, Ваша светлость? — назойливо бубнил у меня под ухом Анастас.
— Тихо, — шикнул я на него и протянул ему свою булочку.
Между тем хмыри двигались по единственному выходу в город, мимо многочисленных мелких торговцев. После кованной арки стояло некоторое количество извозчиков, несгибаемой братии, которые предлагали свои услуги в районе вокзала и брали традиционно втрое дороже, чем общегородские извозчики, но чужаков в свою профессию не пускали.
В связи с этим пришлось сделать звонок на Чёрный рынок и объяснить ситуацию.
Среди извозчиков стояли двое в чёрных поношенных одеждах, которые провожали проходящих путников пренебрежительными взглядами, а вот когда подошли к ним те самые хмыри, решительно преградили им дорогу.
— По червончику с лица и поехали, куда душе угодно.
— Отстань, приятель, нас должны встречать, — ответил один их хмырей, но в ту же секунду ему в спину упёрся ствол немецкого пистолета Heckler Koch.
Фамилия хмырей была Хомяковы и они были достаточно опасными людьми, насколько нам удалось узнать. Впрочем, сейчас они были плотно окружены единорогами в гражданском (но вооружённых) и им в пару фраз объяснили их положение.
— Вы арестованы. Я говорю, хавальник свой захлопни, руки за спину давай. Бегом в машину, пока ещё целый.
Машина была наша, в спешке не успели что-то другое придумать, просто замазали на скорую руку густым слоем чёрной акварельки под цвет основной окраски служебные надписи.
Единороги своими спинами полностью оттесняли толпу, которая огибала их, не замечая происходящего. То, что рядом стоит франт с цветами, бродяга, торговец и прочий странный люд, на вокзале никого не удивляло. Мало ли?
А нам было ни к чему баламутить общественность. Оперативные мероприятия, как мне пояснил один из оперов, производятся как открыто, так и негласно.
Хомяковых затолкали в машину, арест произведён. Майор махнул мне рукой.
Принимать участие в операции единороги мне запретили, единодушно (даже Джо) намекнув в самых разных выражениях, что я совсем обалдел и максимум, на что могу рассчитывать, это роль дальнего зрителя.