Шрифт:
Вспоминаю тот ужас, что ощущала и видела во сне…Мне становится дурно…
Эти навязчивые кошмары. Мучительные и бесконечные. Веретено моих безумных мыслей, загоняющих меня ещё глубже, чем я есть. Глеб – это то, что делает меня слабой и сильной одновременно. Это то, что и убивает, и возрождает, словно у нас с ним одна жизнь на двоих. А мы постоянно меняемся местами в надежде понять друг друга и простить…Но это невозможно. Мы перешли черту.
Я будто укушена им. И теперь на меня напала какая-то хворь.
Хворь опасная и неумолимая.
Выжимающая из меня все соки, скручивающая тугими верёвками…
Обездвиживающая и парализующая…
А я хочу идти дальше! Ради своего ребенка! Ради себя! И ни один Адов не сломает мою жизнь! Ни один Адов больше к ней не прикоснётся!
Ненавижу тебя, Глеб! Ненавижу! Сейчас ненавижу больше всего на свете, а если бы ты забрал у меня то единственное, что растёт внутри меня, я бы из-под земли тебя достала. Я бы выкрутила тебе жилы! Я бы обесточила тебя от этого мира!
Когда врач уходит, Соне разрешают проведать меня, ведь родные далеко, а кроме неё у меня никого здесь нет.
– Сможешь тихо предупредить в деканате? Я потом возьму справку и передам…Главное, чтобы никто посторонний ничего не узнал, – спрашиваю, пока Соня плачет.
– Катюш, я так испугалась, – она хватает меня за руку. – Ты так закричала во сне…Я просто тут же проснулась и ахнула…
– Всё хорошо, Сонь. Главное, что мы успели. Хорошо, что ты быстро среагировала и вызвала скорую…
– Блин…Это не ночь, а сущий кошмар… – заключает она, выдыхая. – Хорошо, что хоть не в Новый год случилось…
– Да, действительно хорошо… – отвечаю я, задумавшись.
Сейчас 22 декабря и отмечать праздник мне скорее всего придётся одной, но из больницы я уже выйду, это совершенно точно.
– Ты в курсе, что у нас вроде как вечеринка намечается от университета? В ресторане, все дела, – спрашивает она, улыбаясь. – Но я не пойду. Хочу отметить с тобой вдвоем в комнате, раз уже это последний наш с тобой общажный Новый год вместе!
– Последний общажный Новый год, – смеюсь этому названию, а на душе так тепло. Что есть у меня такая добрая замечательная подруга. – Ты же…Будешь крёстной, да? Моему малышу…Или малышке…
Соня начинает реветь. Истерично и громко всхлипывать, и буквально умываться слезами в ответ на мою просьбу.
– Господи, конечно! Конечно! Конечно! Я прилечу во Владик сразу же, как это случится! Как ребеночек появится на свет и когда ты захочешь его крестить тоже!
Она обнимает меня, и я успокаиваюсь. Родная душа в такие моменты очень и очень важна… Слишком много всего произошло за эти месяцы. А я не могу рассказать ни матери, ни Серёже. Потому что это будет подло и некрасиво с моей стороны. Они не должны жалеть меня. Им есть чем заняться, ведь они только начали жить полной жизнью.
Через три дня меня выписывают. В деканате всё поняли, я приношу справку и курсовую, которую доделала, будучи в больнице, когда Соня привезла мне ноутбук.
Думала ли о Глебе это время? Безусловно… Глупо врать, когда сердце разрывается от боли.
Но я больше не считаю его хорошим, а себя виноватой. Больше нет! Я старалась! Правда старалась! Я хотела, как лучше, а он даже слушать не стал! Да ещё и оскорбил в глазах чужого человека! Это низко. Это недостойно и гадко. Но чего я ещё ожидала от Ада? Пусть катится ко всем чертям вместе со своим синим пламенем на Адской колеснице.
24 декабря сдаю ещё один зачёт, а затем на радостной волне долетаю до деканата, чтобы решить вопрос по ещё одному предмету, но узнаю, что, к сожалению, преподаватель находится на длительном больничном. Скорее всего до двадцатых числах января, потому что ему предстоит операция. А это значит, что мне придётся задержаться на более длительное время! Чёрт!
В мгновение у меня всё тело коченеет, и я сильно нервничаю, отчего снова подкрадывается тошнота. Однако доктор прописал мне таблетки от токсикоза, поэтому отныне я всегда и везде таскаю их с собой.
Лечу в сторону уборной, чтобы запить водой одну капсулу, как вдруг, заворачивая за угол, на всех скоростях врезаюсь во что-то каменно-твёрдое и тёплое.
Разряд. Электрический импульс. Шок.
Тук-тук-тук-тук.
Возобновление сердечных сокращений. Мышца ещё жива и этот жалкий насос помнит, как качать кровь… Как прорывать горизонты. Как ныть внутри моего тела.
Синие, недосягаемые, неиссякаемые огни. В них живёт вечность и горят целые города. В них горю и я сама. В них гибнут чужие души. Моя давно исступленно бьётся в агонии, плачет, зовёт на помощь.