Шрифт:
Лишь бы не потерять голову по ходу пьесы…
Первым, как ни странно, проснулся вестанец. Он принялся шнырять по закутку, где устроила привал его группа. Расталкивал своих бойцов.
Мягко и ненавязчиво. Прямо-таки по-отечески. Хотя у самого Вальдеса отчетливо виднелись круги под глазами. Этой ночью в беспамятстве он провел всего ничего.
Глядя на него, капрал Флэй гадал. Смерть ли Галаша так сказалась? Либо же степенно командир тоже трогался рассудком, не в силах выдержать жестокие реалии Эпохи Семи Лун?
Рамон, казалось, оставил на потом сладкий сон. Как с Культом Скорпиона будет покончено, победу он отпразднует сообразно. Захрапит на теплой перине в замке Вальперга, объевшись и упившись вином вусмерть. Можно подумать, иного лекарства от кошмара в Саргузах для него не сыскать.
Бойцы вставали, пусть и неохотно. В сравнении перерыв на сон казался куда соблазнительнее очередного дня, наполненного опасностями, ужасом и потерями.
Забвение даровало иллюзию безопасности, безмятежности, блаженного безмолвия. Пробуждение же сразу вносило ясность: во тьме просвета нет и не будет.
Во всяком случае, пока что.
Отряд «Феникс» уже прошел к этому утру огонь, воду и медные трубы. Изо дня в день персекуторы ставили на кон свои жизни. То ли еще будет, подозревали они. Эта история до сих пор не окончена.
Только Инквизиция способна поставить в конфликте точку. Знали бы они, что за темные силы возвышались над их возней в червивом комке грязи!
Единственный победитель в Саргузах был заведомо известен. По крайней мере, только Альдреду и немногим посвященным среди язычников Культа.
Времена нынче не те совсем. О ротации мечей Церкви впредь не могло идти и речи. Хотя она бы не помешала. Чисто для здоровья духа. Ренегат видел: на сослуживцах нет лица. У каждого взгляд потерянный. И след простыл от вчерашнего боевого задора.
Юстициар – и тот постепенно подозревать начал: медленно, но верно идут все они на смерть. Ни за что, ни про что. Если не сегодня, так завтра Седьмая Луна со свету их сживет. Как раньше, уже не будет никогда. Что хуже, пока неясно, как адаптироваться.
Глава «Феникса» закончил обход. Не успели подчинённые встать, капитан обратился к ним угрюмо:
– Времени терять не будем, народ. На сборы даю пять минут. Спускаемся вниз и идём к Институту. Раз небо чистое, сама Светлейшая велит продвигаться…
Пока Вальдес вещал, Богдан зря время не терял. Протер глаза, зевнул. Затем полез в подсумок, выуживая портсигар. Достал сигариллу, подкурил, пустил сизый дым.
– Утро добрым не бывает, – буркнул он. – Пинок под зад хороший помогает.
Станеску не улыбалась навязанная капитаном спешка. Раз уж чинного приема пищи перед очередным маршем не предвиделось, в качестве завтрака он избрал табачный дым. И всё равно не то. Кашлял, сплевывал с акведука слюни со смолой, но курил.
Разбойник с большой дороги посетовал жалобно:
– Нам бы ради приличия хоть чем-нибудь перекусить.
– Я поддерживаю, – холодно отозвалась Джада. Она в сторонке отбивала от сапог подсохшую глину. Увы, безуспешно. – Ещё бы лицо умыть, обувь ополоснуть от грязи.
– Капитан, что ж это получается? Нам ни поесть, ни умыться?.. – Дора насупилась.
Её голос прозвучал особенно враждебно. После вчерашнего перекуса в компании бездушного трупа в рот она толком не взяла ни крошки.
Впрочем, как и вся группа Вальдеса.
Заслышав, как шифтер возмущается, Альдред лишь усмехнулся недобро.
Он только под ночь на акведуке принял от Ингрид пару ломтиков сыра и несколько глотков разбавленного вина. Чисто горло смочить.
– У нас в Бештии говорят, голодать полезно. Оздоровиться можно, – расхохотался Максанс, осушая флягу в край. – Впрочем, я б не отказался восполнить запасы воды.
– А знаешь, как у нас в Лечче говорят? – бросила ему Казадеи, дуя губы. – Пока толстый сохнет, сухой сдохнет. Хочешь поститься – постись. Я б вот поела…
– Можно и на ходу перехватить чего-нибудь по-быстрому, – вставил свои пять медяков Драго. Как и всегда, его мелкими неудобствами было не испугать.
– Еще немножко сыра у меня осталось… Ты будешь, Альдред? – засуетилась Ингрид, сунув руки в свою походную сумку.
Флэй задумчиво погонял воздух во рту. Его по-прежнему трясло после ночных кошмаров. Тем более, рассветное солнце напекло, подсушив его, будто виноград. Сам он по жизни всегда больше нуждался в питье, нежели пище: все равно сколько бы ни съел, снова начинал голодать, оставаясь тощим, как жердь.