Тем временем дети вернулись с опоссумом. Его посадили ко мне на колени. Зверек щурился от солнечного света и медленно поворачивал голову, словно пытаясь разобраться в новой обстановке. Похвалив опоссума, я передал его мальчику, и тот осторожно унес зверька.

Удовлетворив мое любопытство по части опоссумов, аборигены полукругом собрались возле меня. Те, кто был ближе к моему стулу, сели на песок, скрестив ноги. Другие уселись на земле за ними, так что в конце концов мои слушатели расположились рядами, как в театре. Несколько минут они устраивались поудобнее, затем наступила пауза. Все лица повернулись в мою сторону.

Итак, суть дела была не в том, что я отведал гагаби, не в названиях деревьев и не в опоссуме; наступил момент, когда я должен был как-то вознаградить жителей деревни за проявленный ко мне интерес.

Я обвел взглядом лица людей, стараясь угадать, как мне поступить дальше, и тут заметил старика, который протискивался вперед из последнего ряда. Он решительно шагал через сидящих и сел прямо напротив меня с таким видом, точно ему предстояло увидеть что-то очень интересное. Он приоткрыл рот; его губы готовы были сложиться в улыбку, задрожать от волнения, сжаться от гнева... Это лицо было инструментом, на котором я мог играть словами.

– Я расскажу вам одну историю, - объявил я собравшимся.

– Хорошо, - сказал старик, кивнув головой.
– Ты расскажешь нам историю о себе, да?

Это не входило в мои намерения, но я решил постараться и рассказать о себе, чтобы не разочаровать старика.

Я начал свой рассказ. Наконец-то я понял, каким образом можно увлечь аборигенов и овладеть их вниманием! В последующие месяцы я извлек из своего открытия все возможное. Я и прежде всегда старался чем-нибудь заинтересовать аборигенов и тем самым создать подходящую обстановку для обмена мнениями и завладеть их доверием. Я добился этого своими рассказами.

Темнокожие любят рассказы не меньше белых. Но белый может читать книги, а темнокожему приходится ждать, пока ему не встретится рассказчик.

Язык белого человека богат; белый способен представить себе какую-то сценку или пережить волнующий эпизод, если рассказчик хорошо владеет словом. Каждый нюанс, каждый оттенок значения, необходимые для того, чтобы придать повествованию максимальную силу воздействия, зависят от слов - многих тысяч слов.

Для темнокожих при ограниченном словаре и отсутствии книг важна мимика рассказчика. Когда рассказывает темнокожий, он полагается больше на жесты, мимику и интонацию, чем на слова.

Передача смысла исключительно посредством слов почти всегда приводит к известной вялости устного рассказа. Выступая перед белыми, я всегда испытывал потребность в более свободной жестикуляции. И вот, выступая перед темнокожими, я почувствовал себя освобожденным от всякого сдерживающего начала. Тут я не боялся предстать в смешном свете. Я мог бы кататься по песку, если бы это потребовалось для раскрытия содержания рассказа, и никто бы не удивился.

Итак, по ходу рассказа я кричал, хмурил брови, открывал рот от изумления, гримасничал, придавал лицу мрачное, страдальческое выражение... В результате я безмерно наслаждался собственным выступлением.

Пока я рассказывал свою историю аборигенам Баду, сидевший передо мной старик не спускал с меня глаз. Время от времени он бормотал "да, да", сопровождая эти слова кивком своей красивой головы, увенчанной, белоснежной шапкой вьющихся волос. Его интерес к моему рассказу подтверждался и глубоким вниманием, с каким он меня слушал.

Когда я заговорил о своей жене, я вынул из кармана фотографию и протянул ему. Он выхватил фотографию у меня из рук и одобрительно присвистнул.

– Красивая!
– сказал он.
– Твоя жена красивая женщина. Она очень похожа на мою. Моя жена тоже красивая.

Он передал фотографию тем, кто сидел сзади, и она стала переходить из рук в руки, причем мужчины присвистывали, а женщины рассматривали ее критически.

Во время рассказа за моей спиной столпились ребятишки. Они стояли, не шевелясь. Вдруг я почувствовал, как на мою руку легла маленькая, легкая, как лист, ладонь. Обернувшись, я встретился взглядом с девочкой лет пяти, которая испуганно отдернула руку.

Улыбнувшись девчушке, я продолжал рассказ. Несколько минут спустя я снова почувствовал прикосновение ее ручки, но стоило мне оглянуться, и она опять ее отняла. В третий раз я наклонился к ней и шепнул:

– Не отнимай руку!

Она сразу вложила руку мне в ладонь; ее смущенное нежное личико просияло. Она отняла руку, только когда я кончил рассказ и встал.

Старик тоже встал и подошел ко мне с улыбкой.

– Я бы хотел знать твое имя, - сказал я.
– Как тебя зовут?

– Леви Мадуа, - гордо ответил он.
– Я пришел другого берега Баду, из Аргана. А как зовут тебя?

Я назвал свое имя. Старик повторил его и предложил:

– Давай поговорим, а?

– Хорошо. Но сначала я должен проститься с твоими соплеменниками.