Шрифт:
— Ты долго голодала, девонька… — не спросила, а утвердила моя соплеменица, когда мужчины вышли на улицу.
Стало стыдно. Это, наверное, невоспитанно с моей стороны. Я отодвинула от себя тарелку и убрала ложку в сторону, отпуская руки на подол платья.
— Просто в дороге не было до еды, а потом таверны сменялись… одна за другой. И потом на постоялом дворе в Сентре… не совсем встретили меня гостеприимно.
Дрожь прошлась по телу от воспоминания.
Женщина поджала губы и нахмурила седые брови.
— Тида… — недовольно молвила она и добавила мне ещё каши, одним суровым взглядом заставляя есть.
Я снова взялась за ложку, уплетая угощение с нескрываемым энтузиазмом.
— Так откуда ты? — поинтересовалась она, подперев щеку рукой. Готовая слушать меня. У неё было пусть и строгое, но с милыми ямочками на щеках лицо. Которое излучало материнскую заботу и любовь.
— Из столицы. А вы откуда?
Задала ответный вопрос, и женщина улыбнулась краем губ, слегка отодвигая свою тарелку и предаваясь ностальгии закатила глаза.
— Я из-под Каржы. Правда, прожила там до пяти лет. Потом по миру с отцом скиталась…
Она рассказывала о своем детстве с лёгкой улыбкой. И явно с удовольствием, находя в моём лице приятного собеседника. И от этого мне было радостно.
И все же моё женское любопытство не смогло утерпеть, оттого я и не заметила, как задала вопрос:
— А как же вы… Ну… За наага вышли замуж?
Вопрос казался неуместен. И если бы хозяйка дома разозлилась, я бы не удивилась. Но она меня действительно удивила.
— Как и все… — пожала плечами и улыбнулась. — Ты не смотри, что мой Луе слегка ворчлив. Но зато за ним как за каменной спиной. Познакомились, полюбили, женились, ребеночка Боги подарили. Вот и живём душа в душу.
Она улыбнулась как само собой разумеющейся, я не успела что-либо сказать в ответ. Дверь открылась, и язвительный голос шаада заставил ложку в моей руке дрогнуть.
— Сколько еды в тебя только влезет?
Отпустив ложку и глаза вниз, я стыдливо залилась румянцем. Ну вот, что я ему сделала, что он так со мной?
В попытке подняться и уйти совсем позабыла о раненной ноге, и сдавленно крикнула, и чисто на инстинктах вцепилась в край стола сильнее стали.
Не хватило тут ещё упасть, тем самым окончательно опозориться.
Бабушка Глена оказалась рядом с не специфичной своему возрасту прытью, подхватила за талию:
— Что у тебя с ногой, дочка?
— На гвоздь наступила. — соврала я в мгновение ока, и женщина легко помогла мне докавылять до соседней комнаты, при этом бросив на своего мужа гневный взгляд.
— А я чего, Глена? — поскреб макушку старик и пожал плечами. — Я ничего! Пускай кушает кашу, мне не жалко!
— А ничего… — буркнула его жена себе под нос и хлопнула громко дверью, отделяя меня от беспрпиального, злого и язвительного шаада.
— Ой, а крови так много-то… — сокрушалась бабуля Глена, отмывая пятку от засохшей грязи и крови. — Как же тебя так угораздило-то?
— Нечаянно. — улыбнулась я ей через боль. Ощущая бедром сквозь ткань кармана юбки тяжёлый, прохладный металл амулета.
М-да, и откуда ему здесь взяться? Глубоко в тылу?
— Ой, я уже сама… — спохватилась я, доставая из сумки склянку из-под мази для таких случаев. — Спасибо вам!
Искренне поблагодарила я женщину, и она, улыбнувшись, похлопала меня по руке.
— Да ничего я такого особенного не сделала… Ты это, давай выздоравливай. А я пойду, ещё надо тесто замести.
— Вам помочь? — собралась я встать, когда уже завязала узелок из чистой ткани вокруг раны. Но меня уложили обратно.
— Да не надо… Ты отдыхай давай. Я сама.
***
До глубокой ночи в свете свечи я изучала амулет и хитросплетения энергетических нитей в него. Ужин я, как и ожидалось, пропустила. Видеться с высокомерным мужланом не хотелось.
Обидеть хозяев дома, к слову, тоже я не могла. Пришлось соврать, что совершенно не голодная и вообще после обезболивания раны тянет в сон.
Мне вроде бы поверили, правда, хозяйка дома всё-таки принесла мне дошечку с ломтями хлеба, козьего сыра и вяленой говядины.
И большую кружку травяного чая. Благодарно улыбнувшись, я перекусила, принялась ещё сильнее изучать амулет.