Второй человек сажает еду под деревом, подходит к Николаю Федотовичу.

– Не нравится мне это место, Хозяин, – говорит он, – Какое-то оно…

– Ты девчонку хорошо связал? – перебивает его Николай Федотович, – Гляди, она вредная, сбежит.

Второй человек оглядывается, но еда смирно сидит, где положили. Костик тоже смотрит туда, облизывается. Он уже очень голоден, настоящей еды ему не давали целый месяц, а его новая форма требует все большего.

– Да сами видите, смирно сидит, – говорит второй человек, – А место мне все равно не нравится.

– Конечно, это ж место Силы, – отвечает Хозяин, – А время подходит, Грань истончается. Потустороннее становится ближе, но нам того и надо.

– На кладбище спокойнее было, – говорит второй человек.

– Само собой, тамошние Силы нам не противники. Здесь опаснее, но до Дня еще почти неделя, – отвечает Хозяин, – Мы спокойно сделаем свое дело и уйдем.

Костик лег прямо на опавшие листья и стал ждать. Он знал, что сейчас Хозяин будет говорить слова, и готовить еду, потом даст немного, потом снова говорить слова, и еще немного, и только через час настанет время настоящего пира. Он снова глянул на еду, еда глянула в ответ на него. Еда его не узнала, и не удивительно – в его новой форме-то, а вот в голове Костика что-то мелькнуло. Еда казалась смутно знакомой. Чем-то, как-то… еще с тех времен, когда мысли были сложными, и порой причиняли неудобство.

Хозяин подошел, одной рукой погладил чешуйчатый гребень, второй показал амулет.

– Как настроение, Костик? – сказал он, – Кушать скоро будет готово.

Костик заурчал. Говорить было сложно, к тому же в голове что-то немного смешалось, и амулет перед глазами добавлял путаницы мыслям, но Хозяин понял так, что Костик согласен и ждет еду. Хозяин отошел, а Костик продолжил думать. Прежние мысли, мысли мальчика, мысли слабой формы пробивались в его голову, и от этого голова слегка кружилась. Еда смотрела на Костика с испугом, но это так и должно было быть, тут все было правильно. Неправильным было что-то другое, но Костик никак не мог понять, что именно. Подумал даже, не попробовать ли напрячься и спросить Хозяина, но пока не стал. Сейчас каждая мысль требовала сосредоточенности и усилий. На морде Костика невозможно было прочесть его состояние, и ни еда, ни Хозяин не замечали его смятения.

Второй человек расчистил площадку, расставил огни. Хозяин подошел, взял еду. Она слабо застонала, но кляп во рту не дал ей кричать громко. Хозяин повесил еду на дерево, как мясники вешают туши. Собственно, еда и была такой тушей, только пока еще живой. Костик почувствовал, как в брюхе заурчало, а пасть наполнилась слюной. Еда снова застонала, и поглядела на Костика. Костик в ответ облизнулся, но при этом смутился еще больше. Еда не должна была так смотреть. Еда не должна была казаться знакомой. Это же еда!

Хозяин начал говорить слова и ритуал пошел своим чередом. Еду раздели, она немного поскулила сквозь кляп – поняла, что сейчас будет. Костик подошел ближе, втянул ноздрями запах страха и пота еды, сладкий и аппетитный. И знакомый. Чем-то смутно, очень смутно знакомый. Костик глянул на Хозяина, тот больше не держал амулет в руке, повесил его на шею, и вид амулета успокоил мальчика. Все в порядке, все идет, как должно. Он снова глянул на еду, и понял, что все же, что-то неправильно.

Когда Хозяин надрезал живот еды и полилась кровь, голод на время заглушил все мысли. Костик с аппетитом съел потроха, потом слизал с брезента кровь – Хозяин заботливо подстелил под тело брезент, чтоб Костику не пришлось облизывать землю. Кровь была очень сладкой, и небольшая примесь мочи нисколько не портила вкус. Наоборот, было даже лучше. Костик глянул вверх, увидел, что прямо перед носом висят маленькие ступни еды. Подумал, вырастет ли он когда-нибудь настолько большим, чтобы кушать все это вместе… и тут увидел лицо.

Кошкина.

Это была Васька Кошкина, Василиса из параллельного класса, Киска-Мяу. Она смотрела на него угасающим взглядом, она была все еще жива – искусство Хозяина позволяло съесть почти всю еду живьем. Костик не знал точно, но чувствовал, что это правильно, это вкуснее, сильнее… но это же была не еда, это была Василиса!

Была.

Хозяин снова не заметил замешательства Костика, он ловко вырезал легкие и бросил прямо в пасть мальчика. Он машинально начал жевать, не чувствуя вкуса. Обычно легкие были почти самым вкусным, лучше был только последний кусочек… но сейчас Костик вдруг понял, что делает что-то совсем не то. Что-то плохое, совсем плохое. Прежние, такие сложные мысли словно прорвали какой-то барьер, потоком влились в голову, закипели, забурлили. Голова заболела, на глазах выступили слезы.

Хозяин… Николай Федотович глянул на Костика, усмехнулся, сказал,

– Крокодилушка ты мой.

Костик мельком глянул на амулет на шее Николая Федотовича. Тот снова, как обычно шепнул ему, что все хорошо, все так и надо, но Костик уже понимал, что это не так. Николай Федотович отрезал последний, самый сладкий кусочек, сердце девочки и бросил Костику. Костик поймал, но не проглотил, как обычно. Он медленно отполз в сторону, мусоля в пасти подачку, стараясь не задевать ее зубами.

– Все таки, вы, Хозяин, как хотите, – сказал второй человек, и начал скатывать брезент. Кровь уже стекла, и Костик все вылизал дочиста, нужно было прибирать, – А место здесь плохое для нас.

Николай Федотович усмехнулся.

– Силы природы такие же силы, как Смерти или Полночи, и так же должны быть покорны нашему дракону, – сказал он, – Исконно-посконно, но нам придется их так же покорить. Вот откормим дракона девственницами, вырастет он большой и послушный… Верно, Костик?

Тот почти не слышал их, а Николай Федотович не оглянулся посмотреть, чем занимается юный дракон. А пока они говорили, Костик аккуратно расковырял когтями небольшую ямку и выплюнул туда сердце Василисы. Снова глянул на лицо девочки, бледное, искаженное болью и ужасом. Сказать он ничего не мог, пасть и гортань его новой формы не были приспособлены для разговоров, но подумал он как мог громко,