Джаффи по-прежнему дрожала, но теперь уже не от ярости. Тони был, конечно, прав, и она изнемогала от любви к нему.

— О, Тони, почему я такая глупая? — Она прижалась к нему, обняв за шею, и приподняла лицо, подставив губы для поцелуя. — Я люблю тебя, — прошептала она, когда он прильнул губами к ее губам.

Тони был нетребовательным любовником, нежным и ласковым, как она говорила Карен, впервые испытав его ласки. Он делал все так, как она ожидала и как это должно было быть в ее представлении. Расстегнув пуговицы на блузке и крючки на бюстгальтере, он начал ласкать ее груди, прижимаясь к ним носом и гладя ладонями.

Затем наконец расстегнул ее брюки и стянул их вместе с трусиками. Через пару минут они оба оказались голыми на шатающемся диване, и Тони вошел в нее.

Его толчки вызвали у нее необычайное наслаждение. По телу разлилось сладостное тепло, кожа покрылась испариной, она задыхалась. Когда все кончилось, Джаффи удовлетворенно вздохнула.

— Тебе хорошо? — спросил он, ласково целуя ее в лоб.

— Очень.

Тони приподнялся и посмотрел на дверь, под которую кто-то подсунул бледно-желтый конверт.

— Телеграмма. Должно быть, посыльный принес ее, когда мы… были заняты.

— Адресовано тебе.

Джаффи никогда раньше не получала телеграмм; она соскочила с дивана и подбежала к Тони. Телеграмма была от Рози. «СЕГОДНЯ ОСВОБОДИЛСЯ ПАТЧК ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ ХОРОШО ТЧК ОЧЕНЬ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ТЧК ПРИЕЗЖАЙ КАК ТОЛЬКО СМОЖЕШЬ ТЧК МАМА».

Тони тоже прочитал телеграмму через плечо Джаффи:

— Кто такой па, твой отец? Он был в больнице?

— Нет, мой дед, отец матери. Он находился в больнице. — Она не чувствовала угрызений совести. Рози сформулировала послание весьма двусмысленно. — Тони, давай поедем в Бостон в этот уик-энд. Ты можешь остановиться в доме моих родителей, там полно комнат.

— Я не могу уехать, дорогая, пока не договорюсь с Файном. Поезжай одна. В субботу и в воскресенье репетиций не будет. А в понедельник ты вернешься назад.

Дино Салиателли было шестьдесят два года, когда он досрочно освободился из тюрьмы при условии, что будет жить с дочерью и зятем и не посещать свои старые излюбленные места в Норт-Энде. Теперь он выглядел лет на десять старше своего возраста. Он отбыл в тюрьме девять лет и очень похудел; его кожа висела на костях, как сморщенный креп. Только темные глаза не изменились — они по-прежнему сверкали и, казалось, видели все насквозь. Когда Джаффи была маленькой, он говорил ей, что видит ее, даже если его нет рядом. И сейчас он сказал нечто подобное:

— Я все это время следил за тобой, красавица. Твоя мама рассказала мне, что ты собираешься стать актрисой на Бродвее. Хорошо ли с тобой обращаются эти Нью-Йоркские прохвосты?

— Да, дед. Они очень хорошо относятся ко мне. Мой спектакль состоится в следующем месяце. Мы думаем, он станет хитом.

Дино кивнул:

— Хорошо. Очень хорошо. Мне нравится, что ты стремишься к победе. Если тебе что-то понадобится, дай мне знать. Я найду способ, как помочь моей маленькой красавице.

Джаффи обняла его, с трудом проглотив застрявший в горле ком:

— Я должна сказать тебе кое-что, дед. Все эти годы была причина, по которой я не навещала тебя… Я хотела запомнить тебя таким, каким ты был раньше.

— Я понял это и говорил более или менее то же самое твоей матери. Она всегда приносила мне твои фотографии. Одна из них, где ты в длинном белом платье вдень окончания школы, нравится мне больше всех.

Ты так красива на ней и чиста, ну прямо как невеста.

Ты собираешься замуж, Джаффи?

— Пока нет. Я хочу сосредоточиться на своей карьере. — Она обняла деда и улыбнулась ему.

— Я думаю, ты сможешь через некоторое время отлучиться на пару дней и приехать вместе со всеми посмотреть на меня.

Было решено, что «Маленькое чудо» не следует возить из города в город, слишком дорого. Премьера спектакля была намечена в театре Мороско на Западной Сорок пятой улице двадцатого ноября. Десятки раз на неделе казалось, что она никогда не состоится. Джек Фаин отказался от ультиматума, но продолжал изводить Дэвида Хоупа и Тони Мортона своими требованиями.

Даже на генеральной репетиции девятнадцатого числа он, придя в театр, все продолжал качать головой и вносить бесконечные предложения, которые никто не хотел принимать.

— Мистер Мортон, — звал Фаин с заднего ряда, где он всегда сидел. Извините, что вмешиваюсь, мистер Мортон, но полагаю, вы должны знать: я не слышу отсюда вашу ведущую леди. Возможно, у нас, американцев, не такой утонченный слух, как у англичан. Не могла бы она почетче произносить слова?

Тони злился и приходил в бешенство от того, как усложнял его работу Джек Фаин, но эти припадки ярости видела только Джаффи.