— Милая, ты не сказала, как звать тебя?

— Так Лада я. Дед с бабкой звали Ладиславушка, но разве бывают такие Ладиславушки, — тут она распрямилась и повела широкими плечами, шутливо красуясь.

Дуня оценила её самоиронию и по-доброму улыбнулась:

— Сколько же тебе лет? Муж? Детки?

Лада понурилась, сосредоточено продолжила работу и тихо выдавила:

— Двадцать два будет, а мужа нет и не было.

— Но я думала… — Дуня указала на её одежду замужней женщины.

— Стыдно девкой рядиться, когда у других уже внуки бегают, да не взяли бы девку банщицей. Но хозяева знают, — быстро пояснила она, — а одежа… это чтобы слухов не было…

Дуня криво улыбнулась, выслушав оправдания, а вслух сказала:

— Ну, про внуков ты зря, — и продолжила объяснять, зачем они мнут тело и что будет, если этого не делать.

— Так всех обездвиженных поднять можно? — спросила Лада.

— Нет, — боярышня отрицательно качнула головой, — если основа тела сломана, то разминанием здоровье не вернуть. Но бывает много разных ситуаций, когда человек вынужден долго лежать и тогда обязательно надо хотя бы шевелить его, ворочать, но лучше всего делать так, как я показала.

— Ясно, — согласилась Лада и снова вспомнила о своём деде: — Мой дед умел разминать воинов, но чаще мял мужей после тяжёлой работы или потешных боёв. Те даже вопили, а опосля благодарили. Так что ты терпи, — неожиданно обратилась она к боярыне.

— Да, Евпраксия Елизаровна, — с улыбкой подтвердила Дуня, — если больно, то это к добру. Не болит только мёртвое, а Лада сейчас заставляет работать всё твое тело.

Боярышня прервалась, показывая, как за Кошкину надо делать упражнения и продолжила:

— Завтра уже не будет так больно, а послезавтра тело уже будет жаждать разминания. Мы ж сами ленимся его утруждать лишний раз, а ему нагрузка нужна, — наставительно произнесла Дуня и, посмотрев на Ладу, на её натруженные руки, дополнила: — но в меру.

Евпраксия Елизаровна отвела глаза, но когда в следующей раз посмотрела на Дуню, то благодарно кивнула ей.

Она лежала и вспоминала, как несколько лет назад ухаживала за покалеченным сыном и вынуждена была признаться, что для него даже четверти не делалось из того, что сейчас делают для неё.

Не знала, не умела, от того и всего ухода было в сохранении покоя для сына. А тут её с утра тормошат, то одно, то другое, то третье… и главное, что она остаётся в курсе всего происходящего. Дунька даже сноху привела, чтобы та доложила, какие сплетни по Новгороду идут. А как только Авдотья реветь начинала, так таким свирепым взором награждала, что Евпраксии смеяться хотелось.

Но часик для дневного сна она себе вытребует. Надо ей в покое подумать, с чего бы Фимка Горшкова её травить стала. Дуня уверена, что она! И готова броситься в бой. Но то не девчачье дело. Пусть брат сначала повоюет, а то урон всему роду Овиных и Кошкиных будет.

И все же, неужто Евфимия действовала по Марфиному наущению? Вот ведь спелись три змеи! Марфа, Настька и Фимка. Посадничьи вдовы.

Как там Горшкова жаловалась? Скучно и душно ей в Новгороде, а у Казимира жизнь ключом бьёт, женки в красивые одежды рядятся и мужами вертят как хотят.

Евпраксия, когда услышала, то долго хохотала. И хотелось бы ей рассказать, какими ключами на Москве жизнь бурлит, да как хорошо нынче любая одежка сидит, если поддевать особое нижнее бельё, но мечта Фимки мужами вертеть словно языка лишила.

А она явно пожалела, что разоткровенничалась. Видно, некому было дома сказать ей, что она дура, вот и сверкала глазами.

И тут Евпраксия приуныла, потому как сама не умнее оказалась, раз позволила себя отравить. Уж сколько раз муж говорил ей, чтобы не принимала пищу в доме недругов, а она… С чего решила, что раз в юности с Евфимией не враждовала, так сейчас всё ладно будет? Знала же, что она с Марфой во всём заодно и денег не жалела на горлопанов, кричащих за Казимира, а пошла гостевать к ней! Оплошала! Про Марфу всегда знала, что она себе на уме, а Фимка с Настей были попроще и честнее. Но ведь сколько времени прошло с их детской дружбы.

Евдокия увидела, что Кошкина ушла в себя и остановила банщицу:

— Вечерком ещё придешь и разомнешь боярыню. Активных движений не надо, но застоявшиеся жидкости в теле придётся разогнать вот такими поглаживаниями.

— Всё сделаю, боярышня. Могу ли я спросить?

Дуня подтолкнула её к выходу, и сама вышла, тихонько прикрывая дверь.

— Спрашивай.

— Где учат всему этому… — Лада засмущалась. — Можно ли мне…

— Ты же у Овиных в холопках? — уточнила Дуня, а то мало ли, просто ряд отрабатывает.