Что будет, если Евпраксия Елизаровна не выживет, думать не хотелось.

Дуня представила, что Кошкина уже мертва и ничего нельзя сделать. Что тогда? А тогда дело швах! Для начала скажут, что она влезла поперёд настоящего лекаря и сгубила полную сил и здоровья Евпраксиюшку.

В конце концов Марфа Борецкая уже травила одного князя и это сошло ей с рук. Все об этом говорили, все указывали на неё, но за руку не поймали, а значит, обвинения бездоказательные.

Вот такая персональная справедливость для Марфы, а ту же Полуэктову чуть до смерти не замучили, когда она не дала убить Марию Борисовну. Так что сейчас Дуне нельзя ошибиться.

Она прижала к себе короб, отгоняя упаднические мысли и вошла в тёмную горницу. Пахло рвотой, и боярышня еле-еле справилась с ответными позывами. Подошла к горящей свече, взяла её и двинулась к стене, где должны быть окна. Вместо нормального окна была узкая заволоченная выемка. Отодвинув дощечку, чтобы было чуть больше света и воздуха, она бросилась к Кошкиной.

Та узнала её, попыталась пошевелиться, но руки-ноги не слушались её.

— Сейчас, Евпраксия Елизаровна, сейчас, потерпи, милая.

Дуня приподняла ей голову, посмотрела зрачок, пощупала пульс, теплоту рук.

— Пошевели-ка пальцами. А теперь покажи мне язык.

Боярыня всё делала с трудом. Дуня начала выставлять из своего короба маленькие кувшинчики. Прибежавшей девке велела принести много воды и кадку, куда воду сплевывать. Та понятливо кивнула.

— Ещё скажи, чтобы убрали здесь! — велела боярышня.

Как только девка убежала, Дуня посмотрела на Кошкину:

— Сейчас попробуем вызвать рвоту, лишним не будет. А потом молоко и настой, который будет собирать яд в теле.

Кошкина что-то промычала, Дуня не стала терять время и разбирать, просто продолжила говорить:

— С отравлением мы справимся, а вот с последствиями не сразу разберемся, — боярышня приподняла безвольную руку боярыни и отпустила. Та упала, а по лицу Кошкиной побежали слёзы.

— Сейчас важно как можно скорее убрать из тела яд. Евпраксия Елизаровна, ты всё правильно делала, но твоя знакомая дура дурой. И всё же мы поборемся, да? Думаю, что травили тебя болиголовом, но его надо много съесть, чтобы умереть. Возможно, его вываривали и добавили что-то ещё, но всё это важно только в первое время.

Дуня и Кошкина понимали, что это первое время уже упущено, но Евпраксия услышала главное: она будет жить и её подопечная знает, что делать. А в Москве Катерина поможет. Эта лекарка уже доказала, что умеет лечить.

А дальше началось самое тяжелое. Боярыне очищали желудок, а она едва могла шевелиться.

— Вот теперь можно ехать к Овиным, — устало произнесла Дуня, видя, как Кошкина забылась во сне. Угрозы здоровью больше не было.

Помогавшая во всем девка побежала сообщать своей боярыне, что гостья жива и надо организовать её перенос в присланный братом возок.

Во дворе Дуню ждал боярин Овин с сыном. Они вопросительно посмотрели на неё.

— У меня есть чем отпаивать Евпраксию Елизаровну, — успокоила она их, — но за ней необходим уход, потому что какое-то время она не сможет двигаться. Я покажу, что надо будет делать.

— Паралич?

— Временный, — задумчиво произнесла она и дальше говорила больше для себя, словно бы намечая план реабилитации: — Будем тело разминать, как будто оно продолжает двигаться.

Дуня замолчала, тиская кончик своей косы, но опомнилась:

— Да, хорошенечко разомнем, — решительно повторила она и тут же пояснила в ответ на вопросительные взгляды:

— Как только весь яд выйдет, то Евпраксия Елизаровна получит шанс встать, и если за телом всё это время был уход, то всё будет хорошо.

Дуня еле удержалась, чтобы не сказать отлично, потому что надеялась посадить Кошкину на диету, приучить её тело к физической нагрузке и вообще приучить к мысли заботы о теле. Евпраксия Елизаровна женщина крепкая, но малоподвижный образ жизни губит её. И сейчас она получила шанс по-новому взглянуть на возможность двигаться, а ей жизненно необходимо полюбить движение.

— Ты уверена? — сомневался Овин старший, невольно ворвавшись в созревшие планы в Дуниной голове.

— В чём?

— Что она встанет?

— Да. Яд нанёс урон, но всё поправимо. Главное, что сердце выдержало и Евпраксия Елизаровна знает, что не останется калекой. Это важно.

— А разминать тело? Что это значит? Как в бане?

— Я покажу. Это обязательно надо делать.

— Отец, потом расспросишь, сейчас не до этого, — остановил Захария Григорьевича сын.

На улице уже светало. Гришаня с новиками окружили возок и охраняли так, как будто кругом враги. Даже подоспевшие княжьи люди и воины Матвея воспринимались ими враждебно.