– Ваше высокоблагородие, подтверждаю! Этому самому юноше я продал свой лучший кинжал! – ещё раз подтвердил торгаш.

– Эдгар, это правда?! – воскликнул Олли, падая на пол. – Ты убийца?!

– Послушайте, господин коронер, много, кто покупает кинжалы для самозащиты в наше время, – я выставил вперёд руку. – Мистер Бурш, такой клинок, как тот, что вы продали мне, был не один, я это точно видел!

Полицмейстеры перевели взгляды на торговца клинками.

– Так и есть, ваше высокоблагородие, – поспешил закивать тот. – Кинжал, купленный этим человеком, существует не в едином экземпляре, но я бы запомнил, если бы кто-то ещё его купил! Но за всё то время, что они пролежали на прилавке, только он один приобрёл подобный клинок!

– Если вы можете опровергнуть слова Бурша, мистер Радский, то предъявите тот самый кинжал. В противном случае, у меня есть все основания полагать, что найденный на месте преступления кинжал принадлежал вам, – произнёс коронер.

– Я… потерял его, – понуро ответил я, понимая, что улизнуть не выйдет.

– Что и требовалось доказать, – покачал головой полицмейстер. – Пройдёмте с нами, если не хотите, чтобы вам причинили увечий.

– Это неправда! Мой брат не убийца! – воскликнул Ольгерд.

– Возможно, малыш, – успокоил его коронер. – Нам просто нужно разобраться во всём.

– Эдгар… – Рута коснулась моего плеча.

– Будь здесь, присматривай за Олли. Я позвоню, если меня отпустят, – ответил я, хотя мы оба знали, что моя жизнь на этом закончена.

За четверых убитых мне самому отрубят голову. Спускаясь по лестнице подъезда, я представлял где-то впереди собственную могилу…

«Я должен рассказать им всё. Про то, что защищался! Да, меня никто по головке не погладит за то, что я учинил самосуд над торгашом, но, по крайней мере, за одного убитого смертную казнь мне не назначат! Отправят или на рудники, или в штрафной батальон… И там, и там шансов выжить немного, но они не кратны нулю».

Размышляя об этом, я даже чувствовал некоторую надежду. «Хоть бы они не нашли Листа… Иначе – точно вышка за убийство с особой жестокостью!» – подумал я.

– Вы вроде интеллигентный человек, мистер Радский, – произнёс коронер, закуривая трубку. – По вам и не скажешь, что вы маньяк.

– Маньяк? – удивился я.

– Вы не взяли ни гроша с тел убитых. Они вообще не тронуты, если не считать колотых ран, приведших к смерти. В таком случае, я, полагаю, человек убивает ради самого акта смертоубийства. Разве нет?

– Я убил нехороших людей, – только и мог, что ответить я.

– Все маньяки так говорят, вот так поворот, – хмыкнул полицмейстер. – Ладно те трое, при них мы обнаружили ножи и дубинки. Но чем заслужил столь жестокую смерть торговец игрушками? Он и так мало получал в нынешние времена.

– Если вам интересно, то именно этот ублюдок послал тех троих. Они нападали на покупателей, руководствуясь той логикой, что только по-настоящему богатый человек может позволить ребёнку игрушку в военное время, – рассказал я ему.

– Интересно… – задумался коронер. – Значит, вот как всё обстояло. Только, с чего вы решили, что торговец игрушками и те грабители как-то связаны?

– Один из них рассказал мне перед смертью, – ответил я. – Я выпытал это у него…

– Всё же, вы маньяк, мистер Радский, – покачал головой мужчина, затягиваясь трубкой. – Под пытками он мог сказать всё, что угодно. Даже следствие не внимает показаниям, данным под воздействием физической силы. Мы были на квартире умершего, изучили все его записи и дневники. В них не было и слова про сотрудничество с преступниками и наживе на ограблении клиентов.

– Но… нет-нет, погодите… – слова коронера сбили меня с толку. – Он подозрительно смотрел на меня, хитро улыбался, когда мы встречались взглядами в последующие дни…

– И этого оказалось достаточно, чтобы вы приговорили его к смерти? – возмутился коронер. – Не все люди выглядят приветливо. Знали бы вы, мистер Радский, как гогочет мой зять. Кажется, будто медведь вот-вот набросится из темноты. Но я не достаю револьвер и не стреляю в него. Вы убили ни в чём не повинного человека, который просто пытался распродать купленные им за полгода до войны импортные игрушки. И вы предстанете пред судом за это, мистер Радский.

Мир для меня рухнул. Голова закружилась при том, что я сидел, откинувшись на спинку. В глаза всё поплыло. «Это правда… я убил невиновного… Господь… Господь, значит, ты решил наказать меня за дело…»

Рута… Ольгерд… Мне больше не светило с ними увидеться. Если вообще светило умереть своей смертью, а не на гильотине. «Отец был прав, из меня вырос тот ещё кусок дерьма…»

В карете ехало трое полицмейстеров, вероятно, чтобы препятствовать моему побегу. Но после слов коронера я узрел, как они облегчённо расправили плечи: они видели, что мне не хватит сил сбежать. Я был полностью разбит.