Александр Медведь идет напролом. Опыт у него есть — за плечами чемпионат мира в Иокогаме. В Толидо в полутяжелом весе он чувствует себя спокойно. Поджар. Не то баскетболист, не то десятиборец. Расправляется с соперниками будто на спор: кого уложит на лопатки быстрее. Уходит с ковра сухой, лишь грудная клетка ходит ходуном, выдавая его азарт.

У меня тоже все в порядке. Корифеи в турнирной таблице находятся кто выше, кто ниже меня. Они идут к финалу уверенно, кроша всех на своем пути. Вернее, не то чтобы с особым блеском, а как-то по-деловому, словно ледоколы в торосах. Мои противники не чета тем, кто противостоит асам, поэтому расправляюсь с ними быстрехонько. Даже с американцем — обладателем славянской фамилии. Внешне он выглядел достойно — рослый, хорошо сложенный. А на поверку оказался неумехой.

Фавориты знают, что мне попались противники слабые. И делают вид, словно меня не существует. Они полагают, что я не буду участвовать в дележе призовых мест. Их взгляды как бы говорят: «Хорохоришься, воюя с пижонами. Дай срок, доберемся до тебя, собьем спесь».

Скорее всего, это мне кажется. После схватки забираюсь на трибуну повыше. Оттуда, как с капитанского мостика, все видно.

Последний день. Утром моя фамилия выписывается против болгарина Лютви Ахметова.

— Он уже пару лет не поднимался на высшую ступеньку, — говорит тренер, разминая меня перед выходом на ковер. — Считает, что заждался, и теперь самое время отобрать у Каплана титул. На тебя, наверное, смотрит словно на подарок судьбы. Для него главное — Хамид. Повернись-ка на живот.

Переворачиваюсь. Длинная обтянутая клеенкой массажная кушетка холодит. Тренер особенно тщательно разминает кисти, предплечья, плечи. Он делает это мастерски. Установок — выиграть, проиграть, свести схватку вничью — не дает. Пот с его лица капает мне на спину. Сергей Андреевич старается вовсю. Встряхивает руки. Как гитарист, настраивающий гитару, вслушивается в бицепсное колыхание.

— Все, готов. Походи немного. — И добавляет: — Если получится, попробуй его ошеломить.

Вот он — Лютви Ахметов. Впервые так близко вижу его лицо. Круглая, чуть прикрытая волосами голова. Короткая шея: впечатление такое, будто голова посажена прямо на бочонок торса. Торс, в свою очередь, слит с короткими толстыми ногами. Толстый живот, подрагивающие щеки. Но Ахметов — это не страдающий одышкой толстяк с багровым от гипертонии затылком. Он силен понастоящему. И утолщения на спине, бедрах, столь схожие с жировыми напластованиями, — на самом деле броня мышц. Ахметов — сама опытность. В меру осторожен. Выбирает момент долго. Но, прицелившись, обрушивает на соперника всю мощь своих мышц. На этом турнире я уже видел его атаки.

А сейчас он стоит на расстоянии десяти шагов от меня. Переступает с ноги на ногу. В этом какое-то беспокойство. Наверное, он себя поругивает. Шутка ли, полуфинальный поединок все-таки. У парня напротив (то есть у меня) ноль штрафных. И поди теперь гадай: случайно так получилось или действительно что-то из себя он представляет?

Он месит эти мысли ногами, и его решительность тает неотвратимо. Ох, знал, бы он про тот озноб, что бил в те секунды меня. Видеть-то Ахметова я видел. Да толку что! Все равно что судить о человеке по фотографии.

Свисток арбитра. Сходимся. По мнению сидящих на трибунах, начинается какая-то ерунда. Фехтуем руками. Лютви старается вцепиться в кисти. Для него они опора. Тогда можно навязать мне и ближний бой. На разведку — полуобхваты, ложные атаки — уходит минута. Наконец Лютви поймал мои руки и на секунду расслабился. С сознанием выполненной программы-минимум он чуть выпрямился. Этого «чуть» оказалось достаточно. Подсечку провожу по наитию, не готовя. Ахметов, словно подкошенный, рухнул на ковер. Мигом оказываюсь возле него, но сбоку. Назад зайти не успеваю, потому что болгарин, опомнившись, рвется на четвереньках за ковер. Пытаюсь оседлать его, но не могу — он стремительно вываливается за ковер. Арбитр дает свисток. Стойка. А у меня в голове пульсирует: «Веду один балл… один балл веду».

— Саша, выигрываешь очко, — это голос Преображенского.

Ахметов огорошен. Чего не ожидал, того не ожидал. Иначе не стал бы менять стойку. Ведет борьбу на дистанции и на рожон не лезет. Изредка он ныряет, пытаясь дотянуться до моих ног, но, опережая его, я ухожу от опасности.

Центр ковра свободен, мы болтаемся около кромки. Для меня это выгодно: выигрышный балл вписан в мой лицевой счет. А вот он почему занял столь миролюбивую позицию?

Петушусь, наскакиваю на своего соперника, но только для вида, иначе мне вкатят предупреждение за пассивное ведение борьбы. Его-то от этой судейской акции охраняет авторитет, а мне арбитр может дать предупреждение в профилактических целях. Поэтому провожу серию ложных атак — создаю видимость борьбы. И потом любая из них в случае удачи тоже может быть доведена до конца. Но Лютви собран в комок.

Гонг. Перерыв.

Сергей Андреевич выскакивает на ковер, обтирает меня полотенцем.

— Действуй по-прежнему, ведешь, — говорит он.

— Вы что его так настраиваете? — Оглядываемся. Раскрасневшийся руководитель делегации протиснулся к ковру. — Выигрывать надо, а вы тут вдвоем показательную ничью устраиваете. Выигрывать надо!..

Свисток. Вновь делаем вид, что боремся не на жизнь, а на смерть, но от кромки ковра ни он, ни я стараемся не уходить. А вдруг Ахметов старается меня убаюкать, усыпить, как сделал это Дитрих с Дзарасовым на Римской олимпиаде?