Вспоминая давние события, Рам улыбнулся и устремил глаза вдаль. Он погладил рукой массивную бритую голову, затем устремил взгляд на нее.

— Мы были тогда молоды и глупы. Александр сражался за свою родную Францию, а я — просто так, ради развлечения, да еще в расчете на богатую добычу. Мятежники взяли в плен несколько десятков наемников и солдат, и нас отвели в пещеру, которую они использовали как тюрьму. Место это было ужасное, здесь бегали крысы, разило мертвечиной.

Ники с внутренней дрожью вспомнила о своих личных впечатлениях.

— Но вы с Алексом все же выжили?

— Да. В этом месте выживали только сильные. Я привык к всевозможным трудностям. Пребывание в тюрьме я воспринимал как временное неудобство. Другое дело Алекс с его светскими манерами и офицерским мундиром. В то время он был совсем еще юношей.

— Значит, ты ему помог?

— Я помог ему раскрыться, стать настоящим мужчиной.

Его надо было лишь чуточку подбодрить. Он должен был кое-что усвоить, кое-чему научиться. В то время как другие день ото дня чахли, Алекс набирался сил. Люди, которые осмеливались бросать ему вызов, на собственной шкуре испытывали его беспощадность Постепенно он начал вызывать к себе страх и уважение. Короче, он выжил.

— Как и ваша дружба.

— Да. Когда тюрьму захватили французские солдаты, он сражался за мою жизнь с двумя своими соотечественниками.

Этого я не забыл.

«Никто не может забыть Алекса», — подумала она в холодном отчаянии.

Она пошла к двери, но ее остановил низкий голос Рама:

— Вы умеете играть в шахматы?

— Шахматы?

Это предложение из уст человека столь могучего сложения показалось ей довольно странным.

— Да. Меня научил Александр. Мы вырезали деревянные фигурки и играли прямо на расчерченном полу. — Ники улыбнулась.

Желая немножко развлечься, она уселась напротив него.

Рам также улыбнулся и протянул руку к роскошно инкрустированной шахматной доске.

Целую неделю Ники думала не столько о предстоящем приезде Александра, сколько о Франсуа. Она надеялась, что он заедет, может быть, что-нибудь ей скажет, да и она найдет для него несколько добрых слов, и их дружба возродится.

— Даниэль, — позвала она улыбчивую француженку, которая спокойно сидела за вышивкой в своей небольшой комнатке наверху. — Не могли бы мы поговорить с тобой?

— Конечно. — Она бросила на Ники понимающий взгляд — У вас какие-то неприятности с его светлостью? — Даниэль, казалось, получала тайное удовольствие, называя так герцога. Хотя она никогда так к нему не обращалась.

— У меня всегда с ним неприятности, но дело Не в этом.

— А в чем?

Ники присела на край постели рядом с Даниэль, которая отложила свою вышивку в сторону.

— Ты что-нибудь слышала о мужчинах… отличающихся от других мужчин? Я кое-что о них знаю, но мне этого мало.

— В каком смысле отличающихся?

Ники слегка покраснела.

— Они не интересуются женщинами, их привлекают мужчины.

— Проклятие! — Даниэль широко открыла свои серые глаза.

— Значит, ты что-нибудь знаешь?

Даниэль улыбнулась наивной улыбкой, которая придавала ее лицу особое обаяние.

— Я знаю только то, что случайно подслушала.

— И что ты слышала?

— Говорят, что это грех. Проклятие дьявола. Женщина должна притворяться, будто ничего не знает, даже если ей все известно.

— Ты думаешь, они…

— Не знаю. И честно сказать, не стала бы спрашивать… — В глазах Даниэль зажглись плутовские огоньки. — Но если ты что-нибудь узнаешь, пожалуйста, поделись со мной.

Ники едва не улыбнулась. «Проклятие дьявола», — подумала она, вспомнив искаженное лицо Франсуа, когда он увидел ее сквозь стекло витрины.

Позднее, набравшись смелости, она заговорила об этом с Рамом. Она догадывалась, что именно у него как раз и не следует спрашивать. Но на нем лежал отпечаток большого жизненного опыта, которого не хватает большинству мужчин. И ничто, казалось, не смущало его. Он никогда не выказывал замешательства или предубежденности.

— Добрый день. Рам, — сказала она, заходя в кабинет Алекса.

— Для кого-то, может быть, и добрый, — сказал Рам. — Но я предпочел бы провести его на свежем воздухе.

— А я бы предпочла, чтобы вы с Александром отправились куда-нибудь подальше, но, очевидно, это мое желание не сбудется.

В его гулкой, как барабан, груди заметался смех.

— Я пробуду здесь не так уж долго. Вот только дождусь, когда закончится уборка тростника.

Ники вспылила.

— Почему ты думаешь, что я не уеду сразу же после твоего отъезда?