Он снова посмотрел на Нику. Похожа. Очень похожа. Внешне — так почти копия. А внутри? Интересно, сумасшествие может передаваться по наследству?

Мельников поднялся, отошёл от Ники. Неподвижно стоящий у двери Караев, следующий за Сергеем молчаливой и опасной тенью — Ставицкий даже стал уже привыкать к этому, — едва заметно подался вперёд.

— Что с ней? — Сергей невольно понизил голос.

— Я не знаю, Сергей Анатольевич, я не психиатр. Девочку надо показать профильному врачу, чтобы точно определить, что происходит.

— Нет, Олег Станиславович. Никому больше девочку показывать нельзя. Пойдут ненужные слухи… ну вы меня понимаете.

Мельников пожал плечами.

— Олег Станиславович, но ведь она может говорить?

— Наверно, может. Если бы я знал, что случилось. Почему она в таком состоянии?

— Она пережила потрясение. Смерть отца.

— Сергей Анатольевич, я видел Нику уже после покушения на Савельева, когда все думали, что он мёртв, — твёрдо сказал Мельников. — И не один раз видел. Она была расстроена и подавлена, но вполне адекватна. Случилось что-то ещё. И если вы мне расскажете, что именно, то, возможно, я смогу поставить диагноз точнее и помочь ей.

Ставицкому показалось, что при упоминании Савельева в глазах Ники что-то промелькнуло. Он присмотрелся. Наверно, показалось. Или нет?

— Возможно, до неё дошло известие, что её отец выжил, и это оказало на неё такое воздействие, — аккуратно проговорил он. Он не собирался посвящать Мельникова во все подробности, это совершенно лишнее.

— Не думаю, — с сомнением протянул Мельников. — Я бы всё-таки рекомендовал вам психиатра и ещё, если позволите… Девочку надо поместить в клинику. Там за ней будет надлежащий уход. В конце концов, она же дочь Савельева, а он — что бы там не произошло — всё же ваш родственник. А значит, она из наших. Вы же сами говорили, Сергей Анатольевич, что людей с теми самыми генами… их, в смысле, нас, осталось совсем мало. И жизнь каждого — очень ценна.

«А он быстро проникся моей теорией», — с удовлетворением подумал Сергей. Сам он, конечно же, думал об этом, но так пока и не решил, что делать с дочерью Савельева дальше. Ну, если, конечно, её папаша не сглупит, и ему не придётся её ликвидировать. И возможно, в словах Мельникова есть резон — в девочке течёт кровь Андреевых. А разбазаривать такую ценность — просто верх глупости.

— Я подумаю, Олег Станиславович. Но сейчас мне важно знать одно. Она действительно в шоке и повредилась умом, или она притворяется по каким-то причинам и просто не хочет с нами говорить? Это вы мне сказать можете? Как врач?

Мельников задумался. Обернулся к Нике, внимательно посмотрел на неё, словно пытаясь проникнуть взглядом вглубь, прочесть её мысли.

— Точно сказать не могу. Мне надо её понаблюдать. Посоветоваться с профильными специалистами.

— Понимаете, Олег Станиславович, обстоятельства сложились так, что у меня нет времени ждать. Мне нужно, чтобы Ника заговорила. Произнесла хотя бы несколько слов. Если она больна — это одно. Но вот если она просто не хочет…

— Если она просто не хочет? — переспросил Мельников. — То что? Что вы будете делать, если она просто не хочет? Я не совсем понимаю.

— Олег Станиславович, давайте начистоту. У нас сложилась неоднозначная ситуация. Возникли некоторые проблемы, внизу.

— С Савельевым? — прямо спросил Мельников.

— Да, именно, — Сергею снова показалось, что Ника дёрнулась, услышав фамилию отца. И его подозрения о том, что девчонка просто прикидывается чокнутой, усилилось. — Именно с Савельевым. Он заперт на той станции, и нам пока не удалось взять её под контроль. Но вы же прекрасно понимаете, что долго так продолжаться не может. Надо непременно заставить его покинуть станцию, выйти наружу.

— И для этого вы хотите использовать девочку? — тихо спросил Олег. Даже не спросил, просто озвучил свою догадку.

— Да. Именно это я и хочу. Олег Станиславович, я понимаю, это выглядит жестоко, но какой у меня выход? Оставить всё как есть? Но это чревато непонятно какими последствиями. Идти на штурм? Там хорошо всё укреплено, будет много ненужных жертв. Нам же не нужны лишние жертвы?

Мельников покачал головой.

— Вот и я так думаю. Я рад, Олег Станиславович, что мы хорошо понимаем друг друга. Я выйду на связь с Савельевым и предложу ему сдаться. А в качестве аргумента мне придётся предъявить ему его дочь. Но просто на слово он может мне не поверить, поэтому мне надо, чтобы она подала голос, что-то сказала. Чтобы Павел её услышал и раздумал делать глупости. И не подумайте, я вовсе не хочу причинить девочке вред. Я же не чудовище. И Ника действительно моя родственница, и она, как вы правильно заметили, из наших. Но, я уверен, крайние меры не понадобятся. А для этого мне нужно, чтобы она просто сказала в трубку телефона в нужное мне время несколько слов. Даже неважно каких.

— Но если она не захочет?

Мельников смотрел на него в упор. Сергею не понравился этот взгляд.

— Вот только не надо тут чистоплюйство разводить, Олег Станиславович. Я очень не хочу доводить до такого, потому и позвал вас. Но вы и сами понимаете, что будет, если она не захочет.

Сергей покосился на Караева. Тот всё понял. Медленно приблизился к Нике и вдруг резко, Сергей даже сам вздрогнул от неожиданности, заломил девчонке руку назад, дёрнул.

— Ой! — вырвалось у неё. — Не надо!