— Да уж, — Павел хотел было одернуть Бориса, прервать череду его острот, но на это уже не было сил. — Да уж…

Он выругался, провёл рукой по своим волосам, взъерошив их, снова попытался найти слова, но не смог.

— Ладно, Паш. Сейчас не время. После разберёмся в твоих запутанных семейных связях. Повезло же тебе с родственниками. Сестра вот сводная выискалась внезапно. Но сейчас у нас другой твой родственничек на повестке. Двоюродный братик, или кто он там тебе в связи с новыми обстоятельствами? Троюродный? Ты бы распорядился, чтобы тебе кто-нибудь твоё генеалогическое древо изобразил, а то совсем потеряемся. А если вдруг не ровен час объявится ещё какой-нибудь племянник или дядюшка. Вовек не разберёмся.

— Смешно тебе? — невесело усмехнулся Павел.

— Смешно, — признался Литвинов. — Ничего, сейчас Ставицкий с нас быстро всё веселье собьёт. Кстати, что это он медлит? Пора бы уже…

И словно в ответ на Борькины слова чёрный телефон на столе разразился длинной тревожной трелью.

Павел протянул руку к аппарату, отодвинув куда-то на потом все проблемы и ненужные сейчас эмоции. Бросил быстрый взгляд на Бориса — тот ободряюще кивнул, а потом вдруг подмигнул ему, совсем как в детстве. Легко усмехнулся одними губами, взгляд остался серьёзным, цепким, и от этого неуместного, казалось бы, подмигивания, Павел обрёл опору под ногами, в голове пронеслись недавно сказанные Борькой слова «А тут — ты и я. И мы его сделаем, Паша. Сделаем, точно тебе говорю», и он понял — сделают.

— Савельев, — коротко сказал он, нажав на кнопку громкой связи.

Там помолчали. Несколько секунд звенела напряжённая тишина, а потом он услышал голос кузена, такой же как всегда — тихий, мягкий, вкрадчивый, но вместе с тем какой-то другой. Теперь Павел знал, что за кажущейся мягкостью пряталась застарелая ненависть и обида, почти неразличимая.

— Ну, здравствуй, Паша.

— Здравствуй, Серёжа.

Павел зачем-то представил себе Ставицкого. Таким, каким видел его в последний раз, недели три назад, когда они подписывали новый бюджет. Стеснительная улыбка, неуверенные, чуть дёрганые движения, когда он протирал свои нелепые очки. И тут же вспомнилось другое — маленький мальчик, открывающий дверцу шкафа в прихожей квартиры их бабушки Киры, радостно хохочущий, так, что хочется рассмеяться в ответ — Я нашёл тебя, Паша! Нашёл! Выходи!

— Предлагаю перейти сразу к делу, Паша, — заговорил Ставицкий. — Тем более, насколько я понимаю, ты меня вычислил, но тебе чуть-чуть не хватило, чтобы меня обойти. Ты проиграл, Паша, и цепляться сейчас за власть, особенно вот так, глупо и недальновидно. Ну, просидите вы там внизу какое-то время, пока продукты и вода не кончатся. А дальше что? Признай, что я оказался умнее, и давай уже покончим с этим.

Я нашёл тебя, Паша! Выходи!

Савельев отогнал образ хохочущего мальчишки. Теперь там не мальчишка. Теперь там взрослый мужчина. Холодный, расчётливый. Убивший, пусть и не своими руками, и старого генерала Ледовского, и, судя по всему, бывшего главу финансового сектора Кашина. Организовавший покушение на него самого, в результате которого тоже погибли люди. Этот новый, почти незнакомый Ставицкий — шедший к власти по трупам, и тот маленький застенчивый Серёжа никак не желали соединяться в его голове, и Савельев не выдержал, спросил:

— Серёж, почему? Ты так хотел стать главой Совета? Или ты мстишь мне за то, что когда-то совершил мой отец?

Борис недовольно качнул головой, а из аппарата раздался тихий смех.

— А ты вряд ли это поймёшь, Паша. Вряд ли. А знаешь, почему? Потому что ты никогда не был настоящим Андреевым. Кровь нашего с тобой прадеда, её в тебе слишком мало, Паша. И она испорчена. Кровью твоего папаши-плебея, убийцы. Ты знаешь, что он чуть моего отца тогда не пристрелил? Почти пристрелил уже, если бы не бабушка наша. А ведь моему отцу лет тогда было — всего ничего, совсем малыш. И в тебе, Паша, течёт кровь человека, который чуть не убил невинного ребёнка. А может, и убил. Он же не только нашу семью в расход пускал. И поэтому, Паша, ты — никакой не Андреев. Ты выродок рода Андреевых. И хватит уже мутить народ, прикрываться людьми, станцией этой атомной. Имей мужество выйти и ответить за поступки своего отца. И за свои тоже.

Борис положил руку Павлу на плечо, и тот вздрогнул. Вынырнул из кошмара, в который его погрузил тихий голос кузена.

«Да он же сумасшедший! — промелькнула паническая мысль. — Как можно договариваться с сумасшедшим?»

— Выходи наверх, Паша. За мной вся армия, кроме той кучки предателей, которых ты успел перетянуть на свою сторону. Скольких ещё людей ты собрался положить, цепляясь за власть? Если ты выйдешь, то я отнесусь к тем, кто сейчас с тобой, цивилизованно. Возможно, обойдусь без наказаний, во всяком случае без суровых наказаний. А некоторых даже буду считать заложниками, а не мятежниками. Ну а если нет, то, извини… Сколько там у тебя людей на станции? Ты готов ими всеми пожертвовать, Паша?

При упоминании о станции Павел собрался. Откинул в сторону рефлексии.

— А теперь послушай меня, Серёжа. Внимательно послушай. И свои детские обиды и игры в мстителей засунь подальше. Сейчас речь идёт не о том, кто из нас сядет в кресло Главы Совета. Сейчас речь идёт о всей Башне, существование которой поставлено под удар. Ты себе хоть примерно представляешь, что тут за станция на нулевом, и чем мы тут занимаемся? Или ты окончательно поехал на той старой истории, все участники которой давно уже мертвы? Ты понимаешь, что если здесь что-то пойдёт не так, тебе просто не кем будет править? Потому что все просто подохнут. Кто-то быстро, а кто-то медленно. Ты отдаёшь себе отчёт в том, как это будет — когда миллион людей останутся посреди океана без энергии? Вообще без энергии? Без света, без тепла, без еды. Даже без воды, Серёжа. Опреснительные установки, они ведь тоже без электричества работать не будут. Южная станция вот-вот встанет. Потому что уровень океана падает. Быстро падает, очень быстро. И если я сейчас не запущу АЭС, ты понимаешь, что станет со всеми людьми? И с тобой, в том числе.

— Не держи меня за идиота, Паша. Я уже переговорил с людьми, с твоим бывшим замом из сектора жизнеобеспечения, с Шевченко. Он рассказал мне о некоторых технических деталях. Так что я, некоторым образом, в курсе, как важно запустить станцию. И я не собираюсь останавливать работы на АЭС. Работы продолжатся, Паша. Но без тебя.

— Они не продолжатся без меня, — твёрдо произнёс Павел. — Как бы тебе не было неприятно это слышать, но без меня, Серёжа, тут всё встанет. Руфимов ранен. У нас не хватает специалистов. Их вообще не хватает. И наверху их нет. Нет никого, кто бы даже близко разбирался в атомной энергетике. Все, кто хоть что-то в этом понимал — они уже здесь. И работы будут продолжаться под моим руководством. Иначе… иначе случится непоправимое, Серёжа…