Третья мистерия называлась орфической и походила на первые две, ибо Орфей также оказался растерзанным менадами, впрочем, как утверждают некоторые источники, по приказу Диониса. Неожиданная жестокость со стороны добродушного Диониса напоминает поведение Аполлона, но при других обстоятельствах, хотя причиной тому была все та же банальная зависть к тому, что мифический греческий певец упрямо продолжал почитать Аполлона вместо того, чтобы воздать хвалу Дионису. И бог пьянства поручил вакханкам убить Орфея, что дало повод Элиаду, цитируя Диодора Сицилийского [346] , заявить об изменении характера дионисийских мистерий. Возможно, он слегка преувеличивал, ибо орфические мистерии напоминали также элевсинские, потому что в них также предпринималось путешествие в подземное царство и поиски среди мертвых Эвридики, скончавшейся от укуса змеи.

На страницах этой книги невозможно рассмотреть все варианты греческих мифов и их взаимные связи. Можно только отметить противопоставление орфики эллинской культуре, а также восточное и явно дохристианское происхождение мистерий: ибо известно, что, отвергая плотские радости, авторы орфических гимнов проповедовали строгий образ жизни и призывали к отказу от мяса и вина. Согласно проповедям посвященных в таинство жрецов, только в этом случае человек обретает спасение и попадает на Елисейские поля [347] — о чем заявлялось впервые, — а также избегает страданий, ожидающих всякого на том свете, если он не откажется от дионисийских удовольствий. Забота о загробной жизни и стремление к спасению души особенно заметны на общем фоне эллинской культуры.

Более того, орфика стала первым греческим философским направлением, содержавшим определение Добра и Зла и первородного греха. Согласно орфическим текстам [348] , даже сам факт рождения людей из пепла злых гениев-титанов говорил о заложенном в них изначально зле. А так как титаны еще до того, как их разразил гром, отведали мяса юного Диониса, которого сначала сварили, затем зажарили, то восставшие из их пепла люди несли в себе с самого рождения элементы божественного начала. До появления рода человеческого мир был совершенен. Однако равновесие было нарушено по вине титанов. Отныне каждому человеку самому предстояло найти в себе частичку бога, чтобы заработать прощение и обрести спасение. Перед нами прообраз христианской эсхатологии [349] . Дьявол еще не появился на сцене театра жизни, хотя для него уже подготовлены все декорации. Осталось только подождать начала действа.

Encyclopaedia Universalis справедливо замечает, что «орфика была своего рода религиозным протестом, зародившимся в Греции в VI веке до н.э., против официальной религии греческого города». Не стоит удивляться, что орфика не получила широкого распространения среди греков, если не считать влияния, которое она оказала на Платона (несмотря на сарказм греческого мыслителя в адрес отдельных орфистов), и в особенности на пифагорейцев [350] .

Орфика если и была греческим религиозным течением, то в такой незначительной степени, что вплоть до 1962 года, когда были обнаружены тексты, восходящие к концу V века до н.э., считалось, что она возникла гораздо позднее. После находки у ученых не осталось сомнений в том, что орфика была таинством, которое давно и безуспешно пыталось утвердиться в Греции. Названный Диодором Сицилийским «пророком Диониса» и «основателем всех начинаний» [351] , Орфей был не только современником Диониса, но и, возможно, предшествовал ему. Можно сколько угодно удивляться, но в Греции рано сформировалось единое отношение к всемогущим богам, «этим пожирателям даров», по образному выражению Гесиода, которого с полным основанием можно назвать одним из отцов греческой религии. В «Теогонии» («Происхождении богов») заметно влияние поздних эллинских мыслителей. Согласно Гесиоду, вначале был хаос, и только после ожесточенной борьбы Зевсу удалось воцариться на Олимпе. Для последователей орфики, напротив, началом всего было «яйцо», от которого произошел первый бог, Эрос, то есть антихаос существовал изначально. Для Гесиода упорядоченный мир возник из хаоса, для орфиков он существовал всегда. Невозможно себе представить, чтобы орфики не знали ни Гесиода, ни главного философского течения эллинской религиозной мысли. Можно только сделать вывод, что их учение выражало протест против господствовавшего течения, или же орфики жили особняком и не вникали в другие философские школы.

В той форме, в какой она сложилась, орфика не внушала грекам доверия, ибо проповедовала, что место жреца, как избранного заступника людей перед богом, находится на вершине триады, предложенной Дюмезилем: царь — жрец — воин, — и это при том, что жизнь горожан без демократии была в то время просто не мыслима. Вскоре был заключен священный союз, положивший начало правовой тирании, и в конце концов произошло слияние роли царя и жреца, или царская власть обожествилась, как в Египте или же в Римской империи.

Теперь можно понять, почему Дионис, выйдя из себя, указал на Орфея безумным вакханкам. Такой вариант мифа об Орфее, по всей вероятности, появился значительно позднее возникновения орфики и отражает неприязнь греков к легендарному певцу. Откуда же пришел Орфей? На это мы не нашли ответа. Археология — это своего рода неоконченная книга, а великое переселение индоевропейских народов во II и I тысячелетиях весьма слабо изучено. Целомудренный и суровый фракийский бог был вегетарианцем и не походил ни на своего соотечественника Диониса, ни на другого бога. Он не скиф, не фригиец, а по своему характеру больше напоминает перса. Если Орфей пришел из Ирана, то это произошло во времена великих переселений народов из Центральной Азии, Ближнего и Среднего Востока в XV и VIII веках до н.э. Возможно, однажды ученые найдут в Иране или Афганистане изображение бога с лирой в руках, и тогда можно будет с уверенностью сказать: он родился тогда-то и там-то. До той поры мы можем только согласиться с теми исследователями, которые утверждают, что он едва не поднял на Олимп дьявола и не выпустил это чудовище с фальшивым ликом на Гиметт [352] . Такая близкая индоевропейцам и восточным народам, падкая до мифов Греция ловко увернулась от чужака-иностранца.

Остается только обратить внимание читателя на то, что эллинская демократия удерживала дьявола за пределами своих границ. Ибо поверженный ангел — всего лишь стратегическая уловка тоталитарной власти. Никогда греческое духовенство не присвоило бы себе права безапелляционно судить о том, что есть Добро и Зло. Никогда греки не забывали, что придумали себе богов по образу и подобию своему, а значит, никогда не были рабами.

Слишком явный парадокс, чтобы обойти молчанием: цивилизация, придумавшая трагедию, рассказ о рабстве, одержала победу в драме, поведавшей о борьбе с судьбой.