— Ну вот теперь хоть осанка появилась, а то сутулился, как… как лакей, — небрежно произнесла она, ещё раз бросив на него придирчивый и слегка презрительный взгляд перед тем, как швейцар, угодливо склонившись (больше перед ней, конечно, чем перед ним), отворил высокие белые двустворчатые двери, ведущие в роскошный зал ресторана. Оттуда уже доносились звуки музыки, громкие и несколько навязчивые, женский смех, уверенные мужские голоса — закрытый светский раут был в самом разгаре. Она — за две недели Сашка уже успел это усвоить, — знала, куда нужно и куда не стоит появляться с опозданием. Сюда — стоило, потому что, едва они вошли, все мужские взгляды устремились на неё, а она, обласканная этими взглядами, ничуть не смущаясь, прошествовала внутрь, сверкая белыми обнажёнными плечами и тщательно выверенной хаотичной россыпью бриллиантовых шпилек в белокурых локонах.

Светский раут — ещё одно дурацкое выражение из новой Сашкиной жизни — был первым мероприятием, на котором Сашка должен был появиться в своём новом качестве. Ещё каких-то полгода назад он не смел и мечтать о таком, сегодня же ему было всё равно. В последние дни им завладела какая-то странная апатия — всё настолько резко поменялось, неожиданно и непредсказуемо, что Сашка, совсем не готовый к такому повороту событий, растерялся и поплыл по течению, послушно выполняя всё, что от него требуется, а требовали от него одновременно и много, и мало — как от дрессированной цирковой собачки, выпущенной на арену, чтобы веселить почтеннейшую публику.

Впрочем, почтеннейшей публики на этом светском рауте было не слишком много. В огромном зале, с зеркальными стенами, в которых отражались и множились золочёные подвески тяжёлых винтажных люстр и лёгкие брызги столового хрусталя, собралось от силы человек тридцать: мужчины в дорогих смокингах, женщины в длинных вечерних платьях. Большей частью незнакомые, но попадались и те, кого Сашка знал.

Она остановилась рядом с высоким мужчиной — тот словно из-под земли вырос перед ней, тряхнул густыми каштановыми кудрями, склонился в почтенном поклоне и тут же припал губами к её маленькой белой ручке, которую она протянула ему, легко и непринужденно, но Сашка уже знал, что в этом простом и естественном жесте всё было просчитано до мелочей. Мужчина о чём-то заговорил, улыбаясь и пытаясь поймать её ответную улыбку, но она лишь красиво приподняла уголки губ, чуть тронутых помадой так, как будто их слегка сбрызнули утренней свежей росой, и, склонив хорошенькую головку, едва заметно кивала в такт словам собеседника. Сашка, которого послушным козликом притащили сюда на верёвочке, застыл рядом, стараясь не смотреть на неё, но всё равно помимо воли утыкался взглядом в блестящий пепельный завиток на длинной белой шее, в жемчужную капельку на нежно-розовой мочке уха…

Она была здесь самой красивой — ожившей иллюстрацией из волшебной сказки — и при этом непреодолимо чужой, неправильной, и Сашка в который раз задал себе уже изрядно надоевший вопрос: какое отношение он имеет к ней? Что произошло? Как вообще это могло произойти?

А произошло всё очень быстро, просто и даже как-то обыденно.

Когда неделю назад по громкоговорителю объявили его имя, вызвав к начальнику учебной части, Сашка был уверен — вот сейчас его выпрут с курса, и внутренне был готов к этому. Ещё накануне, слушая сбивчивый рассказ Стёпки, прибежавшего к нему после ссоры с отцом, про новые порядки, которые собираются вводить в Башне, Сашка Поляков подумал, что в первую очередь будут чистить административный сектор, как самый престижный. Туда теперь точно можно будет попасть исключительно благодаря правильному происхождению, с которым у Сашки было неважно.

Впрочем, тогда это его не волновало. Он шёл по длинному коридору учебной части, непривычно пустынному и тихому и думал: ну и пусть, пусть. Он вернётся домой, к родителям, мама наверняка волнуется — Сашке так и не удалось с ней увидеться после того, как он провёл ночь в обезьяннике, а ведь ей, наверно, сообщили. На работу его определят, всех куда-нибудь определяют — куда, Сашка не особо задумывался. Зато он будет ближе к Катюше, и, может быть, оттуда, с шестьдесят пятого, у Сашки получится добраться до неё. Он пока не представлял, возможно ли это, но он обязательно что-нибудь придумает. Да и больница, в которой сейчас лежит Кир, тоже будет ближе. Так что, может, это и к лучшему, что его отправят вниз прямо сейчас. И даже хорошо, что так скоро — всё равно это бы произошло, так что лучше сразу, чем сидеть на лекциях и вздрагивать от каждого звука, ожидая, что сейчас придут его отчислять…

В приёмной перед кабинетом начальника учебки секретарша спросила его фамилию, и услышав её, тут же кивнула в сторону двери: «Проходите, Поляков, вас ждут».

Сашка зашёл в кабинет и с удивлением увидел, что начальник там не один. Слева от него, в кресле, небрежно закинув ногу на ногу, сидела женщина, очень ухоженная и дорого одетая — Сашка немного разбирался, насмотрелся, когда бывал у Рябининых. К этой женщине, как ни к кому другому подходило банальное и заезженное определение — ослепительная красавица, потому что именно ослепительной красавицей она и была, и в сравнении с ней проигрывала даже Наталья Леонидовна, всегда наряженная, изящная, соединяющая в себе яркость хищницы и утончённое благородство.

Женщина уставилась на вошедшего Сашку с каким-то странным интересом, словно ей показали диковинное существо, нелепую игрушку, вытряхнутую из сундука вместе со старым и пыльным тряпьём, потом повернулась к начальнику.

— Это он? — голос у неё был мелодичный и тоже очень красивый.

— Вы — Александр Поляков? — уточнил начальник у Сашки.

Сашка кивнул.

— Понятно… — протянула красавица и снова изучающе посмотрела на Полякова. — Что ж, примерно, так я и думала.

Она поднялась с кресла, одёрнула слегка задравшийся пиджак делового костюма, идеально обтягивающий её точеную фигурку.

— Пойдём со мной, Александр Поляков. Я думаю, Евгений Антонович, у студента Полякова не возникнет проблем с тем, что он сегодня пропустит занятия?

— Конечно, Анжелика Юрьевна. Никаких проблем. Я всё понимаю. Такое событие, конечно, — Евгений Антонович, который подскочил со стула тотчас же, как только встала эта женщина, неестественно быстро оказался у двери и угодливо распахнул её перед гостьей, согнувшись в полупоклоне.

Анжелика Юрьевна, так кажется её назвал начальник, плавной походкой проследовала к выходу, на пороге обернулась, глядя на застывшего в недоумении Сашку.