Моя немаленькая подружка кинулась ко мне на грудь, ноги у меня подкосились, и через секунду мы уже барахтались на полу, пытаясь подняться и мешая друг другу, вызывая устойчивый интерес со стороны остальных посетителей ресторана. Наконец, с помощью все того же швейцара и подоспевшего Игоря нас удалось растащить и придать нам нормальный вид.

– Капка! Я так рада тебя видеть! – Голос у Дашки был с подвыванием, из чего я сделала непреложный вывод, что она пьяна. Притом практически в стельку.

Я неуверенно посмотрела на часы. Нет, я не опоздала, семь часов ровно. Когда же она успела?

– Игорь, что происходит? – Я старалась говорить твердо, но и мне это давалось нелегко.

Игорь был хмур. Я видела, что он не знает, что делать, то ли чувствовать себя виноватым, то ли разозлиться на Дашку окончательно и бесповоротно.

– Я опоздал с работы. Приехал прямо сюда, даже заехать за ней не смог. Она ждала, ждала… Ну и вот.

Мне стало все понятно. Дашка обиделась. Их благополучие и достаток давались им не всегда легко. Игорь практически жил на работе, что иногда доводило Дашку до белого каления. Но то, что он даже в ее день рождения не сумел вырваться, чтобы забрать ее из дома, даже меня вывело из себя.

– Сам виноват. Что там у тебя, пожар, что ли, случился?

– Да, пожар.

Я смотрела на него в недоумении.

– Сгорел центральный офис. Среди бела дня. Трое сотрудников в больнице, состояние средней тяжести, жить будут. Из имущества, документов ничего спасти не удалось. Даже денег нет, сейф взорвался.

– Как взорвался? – Я и правда не представляла себе, как и отчего на пожаре может взорваться бронированный сейф.

– С него все и началось. Со взрыва. Хорошо, что я секретаря сегодня отпустил, и рядом с моим кабинетом никого не было. А я в банке в этот момент находился… Вот так.

Да… Хорошего мало. Конечно, главное – это то, что все живы, деньги дело наживное, но все равно, неприятно.

– Ладно, пошли, провожу вас домой.

Теперь Дашка с Игорем смотрели на меня удивленно.

– Зачем домой? Мы никуда не собираемся, день рождения есть праздник, и этот праздник имеет место быть.

Ага, точно – в стельку. Так она начинала говорить на предпоследней стадии опьянения. О том, что она вытворяет на последней, я лучше умолчу.

Пожав плечами, я проследовала за ними в зал. За роскошно накрытым столом сидело человек сорок, все нарядные, но с кислыми лицами, призванными выражать ту вселенскую скорбь, которая посетила их в момент получения известия о несчастьи, постигшем их близкого. Но я была уверена, что многие из этих физиономий с трудом прятали за подходящим случаю выражением сочувствия злорадные ухмылки. Радость от того, что что- то плохое случилось с другим, а не с тобой, так же трудно скрыть, как и внезапно настигнувший тебя понос. Что- то меня на лирику потянуло.

Ловя на себе, а точнее, на своих драгоценностях восхищенно- завистливые взгляды, я торжественно уселась рядом с пьяной Дашкой и принялась исподтишка разглядывать присутствующих.

Внезапно меня словно скрутило изнутри, когда я наткнулась на взгляд женщины, сидящей на противоположной стороне стола, человек через пять от меня. Она была красива той стервозной красотой, которая так привлекает мужчин. Черные волосы уложены в замысловатую прическу, ярко- красные губы капризно надуты, тонкие пальцы с длинными красными ногтями унизаны золотом. Она пристально смотрела на меня из- под длинных ресниц, а меня словно окатывало ледяной волной.

Вдруг все как- то сместилось, вздрогнуло, воздух вокруг моего лица стал плотным и тугим. Минуту я вообще не могла дышать, это было все равно, что вдыхать пластилин. Потом исчезли звуки, но сменилось изображение, я сделала долгожданный вдох, но уже совсем в другом зале. Этот был разбит на маленькие уютные закутки, отгороженные друг от друга невысокими деревьями в кадках и цветочными горшками. Наверное, пели птицы, так как множество клеток было развешено тут и там, но я ничего не слышала.

Я сидела за небольшим круглым столом, накрытым белоснежной скатертью, напротив мне улыбался и что- то говорил мужчина, довольно симпатичный. Его я тоже не слышала. Да и не видела практически, ибо взгляд мой был прикован к лицу дамы, расположившейся за соседним столиком. Сквозь листву и цветы она тоже смотрела на меня, это была как дуэль глаз, только что молнии не летали, хотя воздух был достаточно наэлектризован. На ней было надето роскошное нежно- зеленое платье и такого же оттенка шляпа с темно- зелеными перьями, белый летний зонтик с кружевами стоял прислоненный к полосатому диванчику. На груди болтался монокль, рядом на столе небрежно были брошены белые перчатки.

Я в изумлении оглядела себя. И на мне было платье позапрошлого века, цвета слоновой кости, ребра болели от корсета, грудь тугими упругими холмами выпирала прямо под подбородок. Не моя грудь, не мой подбородок. Это не мое тело. Я снова взглянула на даму напротив. Она усмехалась.

Я смотрела на нее во все глаза, и пыталась понять, что меня так встревожило в ее облике. Что это? Но я не успела разобраться, как все потемнело, наполнилось искрами, я от неожиданности закрыла глаза, а когда открыла – то снова была в современной «Праге», в окружении нескольких десятков гостей, рядом с Дашкой, которую Игорь пытался напоить крепким кофе.

Посмотрела на черноволосую незнакомку. Здесь она не улыбалась. В ее глазах была ненависть. И смотрела она уже мне не в глаза, а куда- то на шею. Ее взгляд ощутимо обжигал, так, что моя рука инстинктивно потянулась, чтобы прикрыть кожу от буравящих меня глаз. И, когда я наткнулась на холод металла и драгоценных камней на моей груди, я вспомнила, что странного я увидела в той незнакомке из прошлого.

Мое ожерелье. Оно играло и переливалось на ее платье цвета нежной белесой зелени, перекликаясь с серьгами, которые сверкали из- под смоляных кудрей и колечком с бабочкой на ухоженной руке, поигрывающей белоснежным кружевным веером.