– Ты глянь-то, Фискина дочь пошла! Ну, вылитая-то Анфиска! Така же худа да горделива, – как-то услышала я, проходя по соседней улице. Тётка в кургузой серой куртёнке, с белым платочком на голове, по-старушечьи завязанном на подбородке, даже и не пыталась понизить голос, вспоминала мою мать, а заодно и меня тихим «добрым» словом.

Рассказать о людях Романовска Приволжского без акцента на местечковый особый диалект с певучим протяжным «о» – значит ничего не рассказать. С первых слов понимаешь перед тобой местный или приезжий. Так говорили и все родственники. Я ожидала подобный слог и от Нади.

Она вернулась поздно вечером, уставшая, промокшая под дождём, с двумя тяжёлыми сумками, доверху набитыми колбасой, мясными наборами для супа, сыром, банками кофе и парой бутылок красного грузинского вина. В те времена в отдалённых от Москвы и Ленинграда местах такие продукты на полках магазинов отсутствовали. Я поражалась этому. Соседи по очереди ездили на закупки в Москву, за триста километров от городка. Продукты делились поквартирно. Слава богу, жители этого дома знали друг друга с рождения, и никаких недоразумений между ними не возникало, могли выручить и «пятёрочкой» до получки или пенсии. Такой своеобразный кооператив. Неудивительно, что соседи знали друг о друге всю подноготную. Ничего не утаишь!

Капа встретила Надю у порога, подхватила обе сумки, затем отстранилась, чтобы представить меня. Я смущённо улыбнулась, когда взгляды пересеклись.

– Ну, привет, француженка! Так вот ты какой, цветочек аленький! – Она взяла меня за руки. – Будем знакомы, сестричка! Спать нам придётся вместе в одной кровати, слава Богу, она широкая! Так что давай знакомиться потеснее, прежде чем разделить ложе.

Говор Нади не был окающим волжским или характерным акающим московским – такой речью вещают дикторы радио и телевидения.

Мы пожелали Капе спокойной ночи и прошли в комнату Нади. Она вынула из буфета хрустальные бокалы (хрусталь в те времена являлся обязательным атрибутом и показателем достатка) и открыла бутылку вина. Я не пила спиртное, если не считать слабоалкогольного горячего глинтвейна, традиционного для рождественских ярмарок. Но в такой обстановке решила не упрямиться, а хотя бы символически поддержать компанию и пригубила терпкий напиток.

– Завтра на комбинат вместе идём. Тебе предстоит со многими встретиться, походить по цехам и отделам. Не спеши с выбором. Вакантные места есть. А ты у нас девушка образованная, из МАсквы, да из ПарЫжу, да ещё и с челобитной до царя-батюшки нашего Царькова Сергея Петровича, аж за тридевять земель поклон ему шлют.

Честно, я не понимала, она шутит так или это сарказм. Ох, не проста сестрица-то наша!

Наде двадцать три года. Не замужем. Ждёт парня со службы на морском флоте. Окончила технический вуз в Ленинграде. Так вот откуда её чистая фонетика! После завершения учёбы распределилась в родные края на комбинат, в отдел главного технолога.

Она чуть выше и чуть потяжелее меня, рыжеволосая, сероглазая, носит очки. Чертами лица мы схожи. В дальнейшем нас постоянно сравнивали как сестриц.

Надя ухмыльнулась, высоко подняла бокал, посмотрела на блики хрусталя через свет люстры и сощурилась.

– Завтра наденешь мою чёрную юбку, в талии резинку утянем. А после встречи с начальством смотаешься на теплоходе за Волгу. Там хорошее ателье. Мать подруги работает закройщицей. Закажи пару юбок, хотя бы до колена. А в промтоварах купи резиновые сапоги: через две недели грязь будет непролазная, все дороги в кашу превратятся – утонешь в своих модных «лодочках-чулочках».

Да уж, старшая сестричка включила нотки командира октябрятской звёздочки!

– А откуда тебе известно содержимое моего гардероба? – притворилась я наивной. – Мы вот только встретились.

– Папаша твой заботливый вызывал на переговоры и попросил проследить за «дресс-кодом», как он выразился. Мол, беда с этим кодом, надо выручать, чтобы не было мучительно больно за такую непутёвую дочь. Лично я за свободу в любом виде: носи что хочешь, самовыражайся как хочешь… Но для знакомства с начальством всё же надень мою юбку, а дальше жизнь покажет, бить или не бить, – она засмеялась, ополовинила бокал. – Не обижайся! Я обещала ответственно подойти к твоему «рандеву» – папашино выражение. А там дальше делай как знаешь.

Я ещё раз пригубила вино. Оно нагрелось в бокале и приобрело вкус поприятнее. Надя приободрила меня взглядом, жестом показала «пей, пей!». Я почувствовала, как тепло растеклось по телу. Ах, вот оно, это состояние, ради которого пьют вино! Тепло, легко! Запросто лягу в кровать с кузиной, хотя днём эта мысль напрягала, но я успокаивала себя тем, что это временно и ненадолго.

Утром зазвенел будильник. Капа побежала на кухню ставить чайник и готовить бутерброды. Надя накручивала волосы на бигуди. Я умылась (душ в доме отсутствовал) и присела перед зеркалом натянуть на лицо вторую защитную кожу: макияж. Удивительно, но Надю мой боевой раскрас не шокировал. Добил кузину флакон духов Opium, каплю которых я растёрла на запястье. Она потеряла дар речи, переключив все пять чувств на одно – обоняние. Я открыла чемодан и достала коробочку духов CHANEL.