Шрифт:
–Ты же только что пришел, как ты это делаешь, дружище? –прокомментировал кто-то из братьев, но замолк, когда я с удовольствием обняла Алекса и ответила на поцелуй.
– Выглядишь чудесно, веснушка, – тихо прошептал Алекс, склоняясь к моему уху, – так бы и...
– Тшшш, – я отстранилась, успев закрыл его рот ладонью, – не заставляй меня снова краснеть. Здесь столько камер! Кто ты, блин, такой?
– Мне плевать на камеры.
– А мне нет, – нахмурилась я, когда он прикусил мои пальцы. – Серьезно, кто ты?
Алекс весело улыбался и, кажется, совершенно абстрагировался от всеобщего внимания, чего никак не удавалось мне. Я впервые подумала погуглить его, раз уж теперь узнала фамилию.
–Так это та самая девушка, в которую ты… ?– начал Жан, но тут же получил толчок локтем от брата и строгий, предупреждающий взгляд от Алекса.
–Вот это по-настоящему крутой поворот!– Поль похлопал друга по плечу. –Теперь ясно ради кого наш завидный холостяк разорвал помолвку века!
– Вы дважды за одну фразу скомпрометировали меня перед девушкой, –проворчал Алекс и бережно заключил меня в объятия. –Вы друзья или кто?
Мужчины подшучивали друг над другом, пока мы с Кристиной отошли чуть в сторону и выхватили еще по бокалу шампанского с подноса проходящего официанта.
– За тебя, Эйнштейн, – улыбалась подруга, бросая любопытные взгляды на Алекса, – чувствую, кое-то сегодня ночью обкончается. Он не просто горяч, он – воплощение соблазна!
– И он знает русский! – сквозь зубы процедила я, чокаясь своим бокалом о ее.
– Да? Ты не говорила, – блондинка изобразила раскаяние, но было видно, что она его совсем не чувствовала. – Думаю, он и сам это знает. Он же себя буквально несет.
– Тебя тоже несет, Крис! – шикнула я, мечтая оказаться в глубинах пустыни Калахари, головой зарывшись в песок.
Алекс вернулся ко мне через пару минут и увел прочь от шумного окружения к парапету, прихватив бокал вина для себя и шампанское для меня.
– Так вот кто твои новые знакомые, – он улыбался, изучая меня с пристальным вниманием.
Камеры все еще вспыхивали вокруг нас, откровенно вторгаясь в наше пространство. Увидев мое смущение, Алекс бросил гневный взгляд на самого настойчивого папарацци. Тот, извинившись, отступил, но камеру не спрятал.
– Кто ты? Бэтмен?
Алекс лишь улыбнулся, наклоняя голову.
– Самый завидный холостяк?
Он упрямо молчал, задумчиво почесав щеку.
– Доверь мне свою тайну, Брюс Уэйн, я все равно унесу ее с собой в могилу.
Я сначала сказала, а потом подумала. Закрыла рот рукой и уставилась на него, шокировано моргая. Надо бы поменьше пить, язык уже потерял связь с мозгом. Алекс напряженно выпрямился и болезненно вдохнул, будто своими словами я прошибла ему легкие.
– Прости, ужасная шутка, – тихо признала я.
– Хорошо, что ты это понимаешь, веснушка, – он осмотрелся и, склонившись ко мне, прошептал на ухо. – Вытрахать бы из тебя все эти шутки и мысли. Все до единой.
У меня буквально подкосились ноги. Я схватилась за парапет, пролив немного шампанского. Алекс, прижался ко мне, удерживая от падения. Его жар передавался мне, и я, пылая, начала обмахиваться рукой.
– Зачем ты это делаешь? – возмущенная его манерой вечно вгонять меня в краску, я чуть толкнула его в грудь и неожиданно начала пошатываться. Ой-ой… Больше не пьем, Виктория Сергеевна.
– А что я делаю? – Алекс крепче обнял меня. В его глазах плясали черти.
– Ну, вот это, – я обвела его фигуру пальцем.
– Мне нравится заставлять твои мозги сбоить, – шкодно улыбнулся он.
– Ты ботанов в школе часом не кошмарил?
– Нет, ничего из этого.
– Мне вообще, в целом не совсем понятно, что ты такого нашел во мне? Богатый и, очевидно, знаменитый холостяк тратит время на простушку, к тому же еще и умирающую.
– Меня начинает беспокоить то, к чему ты клонишь… Веснушка, сколько ты выпила?
– А разве я не права? Тебя привлекает то, что у наших встреч нет перспектив?
– Как и чем я натолкнул тебя на эту мысль, веснушка? И ты сама сказала, что не знаешь результатов...
– Я просто не питаю иллюзий. Я потеряла двух близких мне людей с тем же диагнозом.
– Но это не значит, что и ты больна. Ты как будто уже записала себя в покойники. И говоришь так, словно сама жить не хочешь.