Я смотрю на них в течение долгой секунды. Решая, насколько извращенным ублюдком я хочу быть прямо сейчас. Затем я пожимаю плечами и подношу их к носу.

Вдыхая полной грудью, я наполняю легкие запахом собственного мыла и… киски.

Моя хорошенькая маленькая, будущая жена, оставила здесь свои трусики, и они пахнут моим чертовым мылом и ее сладкой киской.

Иисус Христос.

Я принимаю еще одну дозу опьяняющей смеси, и мой член уже твердеет.

Уходи. Пора уходить, блядь.

Еще один вдох, и мой член пульсирует.

Я тянусь свободной рукой, чтобы расстегнуть штаны. Но одна рука не делает этого, поэтому я кладу трусики в рот, прикусываю материал, спускаю и снимаю штаны, а затем отбрасываю их.

Резинка моих боксеров легко растягивается, и я натягиваю их на бедра.

Сильнее прикусив кружево, я наклоняюсь и обхватываю яички одной рукой, а другой сжимаю всю длину.

Преякулят уже вытекает из моего кончика, и я чувствую себя более возбужденным, чем когда-либо. Такое чувство, будто прошли годы с тех пор, как я трахался, а не те несколько недель, которые на самом деле прошли.

Все еще слишком долго.

Трусики Саванны заглушают мой стон, когда я двигаю кулаком вверх и вниз по всей длине.

Но этого недостаточно.

Я отпускаю свой член и вытаскиваю трусики изо рта, подношу их к носу для последнего вдоха, прежде чем обернуть их вокруг своего напряженного члена.

Трение в самый раз. Достаточно жесткое для моей чувствительной кожи.

Мои пальцы сжимают мои яйца еще раз, затем скользят вверх, чтобы удержать основание моего члена. Сохраняя мой член неподвижным, я втираю запах Саванны вверх и вниз по всей длине.

Это развратно.

Грязно.

Отвратительно.

Но это не мешает мне закрыть глаза и представить себе женщину, спящую в моей кровати на спине, пока я зарываюсь лицом между ее ног. Пробуя ее на вкус ее киску.

Она пыталась накричать на меня. Вероятно, пыталась ударить меня. Но она сдавалась. А затем она кончала мне на лицо, дрожа под моим языком.

И эта женщина будет моей чертовой женой.

Я откидываю голову назад, ее сущность все еще наполняет мои чувства, пока я кончаю по всей стене.

* * *

Вымыв руки, сбросив трусики в душ и тихо смыв сперму в канализацию, я снимаю рубашку и иду к кровати в одних трусах-боксерах.

Я сказала Саванне, что эта ночь может быть проведена в одиночестве.

Но я солгал.

ГЛАВА 17

Саванна

Мое тело кажется таким тяжелым.

Даже находясь еще в полусне, я помню ужасы и стресс прошлой ночи, которые привели к истощению, которое я до сих пор ощущаю в своих костях.

Я также помню совершенно непривычное спокойствие, которое я ощутила, засыпая на нелепо большой кровати Кинга.

Я прижимаюсь к теплу, вдыхая мужские ароматы, которые наполняли мои легкие, когда я засыпала.

Тепло распространяется подо мной. Низкий гул движется от подушки к моей голове. И вдруг я полностью просыпаюсь.

Мои глаза распахнулись, и первое, что я увидел, — это простор голой кожи. Голая кожа на широкой груди с подтянутыми мышцами, с золотисто-коричневыми волосами на груди у моей щеки.

Моя голова у него на груди.

Моя голова на груди Кинга.

Его дыхание остается прежним, и я стараюсь не напрягаться, оценивая ситуацию, не желая его разбудить.

Я заснула на боку, на краю кровати, лицом к ванной. Но теперь я повернута в другую сторону, спиной к ванной, лицом к стене с окнами и французскими дверями, ведущими на террасу, и я по другую сторону матраса.

Его сторона.

По обе стороны окон и дверей висят тяжелые шторы, но никто из нас их не задергивал, так что яркий солнечный свет струится сквозь стекло. Я не знаю, который час, но я явно проспала до утра. Но даже при ярком свете я вижу, что свет в комнате выключен.

Ну… что? Он пришел сюда вчера вечером и увидел, что я сплю со всеми включенными лампами, как испуганный ребенок, и решил просто раздеться и лечь в постель? Как будто это нормально?

Это так далеко от нормы, что мой мозг все еще не осознает тот факт, что я все еще в постели. С моим похитителем!

Просто дыши и думай, Саванна.

Моя рука разбросана по его голой талии, как будто мы обнимаемся так каждую ночь. А моя нога… о боже. Моя нога закинута на его бедро. И не наклоняясь, и не приподнимая одеяла, чтобы посмотреть, я могу только молиться, чтобы он не был полностью голым.