— Врачу — исцелися сам, — вылетело из меня на автомате. — Но этот афоризм сейчас не работает… точнее работает, но в ненужную сторону.

— А это как? — заинтересовался он.

— Определяет, что у меня что-то не в порядке, а что именно, говорить отказывается, — пояснил я.

— Это бывает, — заметил Молотов, и в эту минуту дверь открылась и в лабораторию вошел товарищ Чазов.

— О, кто к нам пожаловал, — весело обратился он ко мне, — товарищ Балашов собственной персоной.

— Так точно, товарищ директор. — бодро ответил я, — поживешь с вами — научишься есть всякую гадость, как говорил товарищ Карлсон.

— Что случилось? — перешел он к делу.

— Был недавно в гостях у Джуны, — решил я расколоться до конца, — и сдуру попросил ее продиагностировать себя…

— И она нашла у тебя неизлечимый дефект, — продолжил эту мысль за меня Чазов. — Причем срок оставшейся жизни отмерила в 3 месяца, так?

— 6 месяцев, — уточнил я, — а в остальном все верно. Откуда знаете?

— Имел дело с Евгенией Ювашевной ранее, — рассеянно ответил он.

— Евгенией? — не понял я, — она вроде представляется как Джуна.

— Это творческий псевдоним, а по паспорту она Женя. Любит она народ пугать своими пугалками… так что там, говоришь, она у тебя обнаружила?

Я подробно пересказал все, что мне напророчила Джуна, после чего Чазов махнул рукой и сказал Молотову:

— Как обычно, по схеме номер два, — и вышел обратно в коридор.

— А что, — тут же поинтересовался я, — еще есть схемы номер один и три?

— Есть, Петя, — ответил Молотов, ласково глядя мне в глаза, — но вторая надежнее. Закрой глаза и расслабься, я тебе наркоз вколю.

Очнулся я оттого, что меня трясли за плечо…

— Уже все? — спросил я, пытаясь подняться с лежанки.

— Лежи-лежи пока, — осадил меня Молотов, сдирая резиновые перчатки, — минут пять-десять тебе сложно будет ориентироваться в пространстве.

— Все понял, лежу и не отсвечиваю, — покорился я, — диагноз-то когда огласите?

— Вот сейчас встанешь, мы все вместе пойдем в кабинет к Евгению Ивановичу, там все и узнаешь.

Бывали когда-нибудь в ситуации, когда над тобой подвешен топор? На тоненькой ниточке? Да и не топор даже, они в массе своей тупые, а лезвие гильотины, которое остро наточенное и наискосок такое. Если не, то могу сообщить — приятного в этом мало. Не сказать, чтобы совсем ничего приятного. Но я как-то сумел сдержать себя в руках и не раскисать раньше назначенного времени. Встал на ноги я через положенные десять минут — в стороны, конечно, водило слегка, но в терпимых пределах.

— Голова не кружится? — заботливо спросил Молотов, я покачал головой слева направо, — ну тогда идем, тут недалеко.

Чазов оказался свободен и мы быстро переместились из приемной в его необъятных размеров кабинет. Чай-кофе по случаю экстраординарных обстоятельств организовывать тут не стали, а перешли сразу к делу.

— Огласите приговор, Вячеслав Михайлович, — сказал Чазов своему подчиненному, а тот сразу вытащил из кармана листочек А4, сложенный вчетверо.

— Если коротко, Евгений Иванович, — начал доклад он, — то ни одного признака, указанного Джуной Давиташвили, подтвердить не удалось. А если совсем коротко, то ты, Петр Петрович, здоров, как бык… как племенной.

— Правда? — у меня с души упал камень размером с валун Синь-камень, что в Переяславе-Залесском. — Ошибки быть не может?

— Даю полную гарантию, — подтвердил Молотов, — ну если, конечно, пуститься во все тяжкие, неумеренно употреблять алкоголь и препараты, расширяющие сознание, тогда всякое может случиться. Но на данный момент все у тебя, Петр Петрович, в норме. Есть один моментик… — сделал он паузу.

— Рассказывайте, не томите, — подстегнул его я.

— С сердцем у тебя небольшие проблемы все же имеются, но это, похоже, врожденное.

— А какие именно проблемы? — стал настаивать я, а он взял и объяснил.

— Но по моим наблюдениям, — завершил свой спич Молотов, — такой дефект присутствует у трети мужчин Советского Союза.

— То есть оснований для паники нет?

— То есть да… в смысле нет — живи спокойно, Петя Балашов.

— С меня в таком случае причитается, — радостно ответил я, — в пределах разумного, конечно…

— Ладно, сочтемся, — махнул рукой Чазов, — а сейчас посмотри еще раз на мою болячку — не помешает.

На радостях я вылетел из элитной поликлиники, как пробка из шампанского, дернулся было к машине, но подумал и свернул к будке телефона-автомата. Так, две копейки у меня в кармане есть, набираем по памяти один номерочек…

— Алло, можно лейтенанта Ковалеву? — попросил я, там явственно чертыхнулись, но не послали… через минуту раздался знакомый голос.

— Лейтенант Ковалева слушает!

— Привет, — ответил я, — узнала?

— Петя что ли… — неуверенно сказала она, — мы же вроде расстались с концами.