Но кличка, с которой я быстро смирилась, однажды так сильно меня достала, что, решив скопировать Эль Вудс – блондинку в законе, я обесцветила волосы и превратилась на время в копию Лилу Даллас 2 .

Но главный шутник нашей школы, неуемная фантазия которого обычно и подбрасывала идеи для новых прозвищ, вместо ожидаемой Лилу или, на худой конец, Морковки придумал созвучное с последним – Кэрри. Что так удачно совпало с именем героини одного из романов Короля ужасов.

Так у Ведьмы появилось имя.

Обычным «Сэм» меня звали редко, даже родители. Крошка, Сэмми, Элли и… Саманта Хелена – на случай серьезных проступков и важных переговоров.

Другой вариант сокращения второго имени, которым с охотой пользовались ученики, пострадавшие от всех четырех моих конечностей, – Хелл 3 .

Мое полное имя, без сокращений и дурацких прозвищ, – Саманта Хелена Макдугал. Только оно было правильным, пока не пришлось придумывать себе… мужское.

О да, вы не ослышались.

Пять лет назад моя жизнь разделилась на части. Три четверти суток против одной. День против ночи. Свет против тьмы. Я против… себя?

И зеркало раз за разом подтверждало мое бессилие, разрушая надежду при каждом взгляде на свое отражение.

В тот проклятый день я узнала о том, что нас двое. Два тела на одни мозги, сердце и сутки. Несчастные двадцать четыре часа на двоих, где каждый – невольный заложник времени.

Конец лета. Ночь с четверга на пятницу. Причиной жажды, разбудившей меня среди ночи, стал традиционный для четвергов семейный ужин по азиатским мотивам. Обилие специй – пустыня во рту.

Спросонья я не заметила, что голове стало легче без привычной копны длинных волос. Спустилась на кухню, выпила полбанки содовой из холодильника и, вернув себе ясность сознания, направилась в комнату.

Путь вновь проходил через гостиную, где у подножия лестницы стояла винтажная тумба с огромным зеркалом. Я забыла про этот любимый родителями допотопный предмет мебели и испуганно вскрикнула, когда увидела силуэт высокого коротко стриженного парня, одетого в подозрительно знакомую пижаму.

Услышав свой голос, я решила, что он охрип от волнения. Откашлялась, как курильщик со стажем, и медленно поплелась навстречу незнакомцу. И только тогда поняла: это не дверь в неизвестную мне комнату и не портал в параллельный мир.

Здесь только я. Зеркало. И отражение.

Домчавшись до спальни, я заперла дверь изнутри и нырнула под одеяло. Решила, что все это сон, который закончится утром.

Но следующей ночью я поняла, что для обычного сна этот кошмар слишком длинный. Да и едва ли вывести меня из летаргии смог бы один поцелуй. Пусть и прекрасного принца.

Кто из нас не слышал историй о волшебных метаморфозах? Ночное превращение красотки Фионы в огра, «подарок» от ведьмы для Якоба и «Красавица и чудовище» – классика перевоплощений на все времена. Но жизнь не сказка… И ни одна из этих историй со счастливым финалом не похожа на мою, у которой нет ни видимой причины, ни известного мне конца.

Кто я? Саманта или Сэмюэль? Мальчик в девочке или наоборот? Сложно дать этому подходящее определение. Гендерная дисфория? Но я не страдаю несоответствием половых признаков собственному восприятию, и моя проблема не решится приемом гормонов или операцией по смене пола.

Если раньше друзья в моей жизни появлялись редко, то с шестнадцати и до окончания школы ни разу. Весь круг общения замыкался на двух бывших одноклассницах, одна из которых переехала в соседний штат, а вторая – в другую страну.

Но сложнее всего становились отношения с родителями. Два самых близких мне человека оказались не меньшими жертвами этого невообразимого обстоятельства.

Я сбегала из дома посреди ночи. Вначале просто слонялась без дела по улицам, но один побег от полиции надолго отбил желание светить своим юношеским лицом в общественном месте. Ночевала в заброшенных стройках, пару раз становилась объектом сочувствия местных бомжей. Но и в этой компании я не заслужила доверия, что с концами вернуло меня в лоно семьи.

Прекратив ночные загулы, я решила обезопасить себя радикальным методом: запретила кому-либо переступать порог моей комнаты – даже днем, для поддержания имиджа трудного подростка. А однажды едва не довела маму до истерики. В ту ночь в родительской спальне загорелась проводка. К счастью, пожар удалось потушить сразу. Зато я, идиотка, всю ночь общалась записками с плачущей у порога мамой и про себя умоляла Господа, чтобы ей не пришло в голову вызвать службу спасения.

Мама… Мое сердце, мой огромный, но хрупкий мир, который я берегла от переживаний, не подозревая, что делаю только хуже.