Вижу, как его корежит от приходящего осознания смысла того, что я только вот произнесла. Ему бы как следует выговориться, отметелить грушу, например, но он уважает свою абсолютно незаслуживающую этого жену, поэтому:

— … это притянуто за уши, словно стандартная отписка в пользу чьей-то несостоятельности. Я хочу поговорить с этим врачом, рыбка. Пусть он объяснит мне, у которого якобы с его слов, конечно, проблем нет, обстоятельно и без эмоций, что означает формулировка «я бесплодна». Какого черта? Мы пройдем лечение, в конце концов. Это не дремучий лес, а цивилизация. Посмотри, — он снова крутит перед моим носом свой протез, — куда медицина шагнула. Мы это все разрулим. Черт! — Ярослав запускает здоровую пятерню в свои волосы и наводит там любимый мною «творческий беспорядок». — Даш, — он вскидывает голову и заглядывает мне в глаза, — ты согласна со мной? Какая-то несостыковка? Почему, в конце концов, бесплодна?

— Нам надо расстаться. С детьми не выйдет! — всхлипываю и смаргиваю, теряя с ним зрительную связь.

На этом в этой «книге»… ТОЧКА! Вот и весь мой праздничный рассказ!

Алексей

Как неуютно и по-отшельнически дико в этом месте. Передергиваю плечами — отвратительно, зловеще, до чертиков кошмарно, просто жутко. Прикрываю глаза и прислушиваюсь к немым, и в то же время резонирующим, звукам. Резонирующим? Я не ошибся? Нет! Немым? Их больше нет? Ни звука! Нет? Совсем! Адский вакуум и глубокая каверна. А по сути, обыкновенная двухэтажная добротная коробка с гостеприимным входом и остатками великолепной обстановки. Здесь есть камин… Огромная библиотека… Спальня моих родителей… Детские — моя, Серегина… Игровое помещение для внучек… Наши гостевые комнаты… Потайное место… И чердак!

Сука… Блядь…

Сжимаю руки в кулаки и кричу, что есть моей пока еще огромной силы:

— Оля-я-я-я!

Какого черта, спрашивается, с утра пораньше жене приспичило абонемент свой обновить? Нашла время! Читака, твою мать!

Звенящая тишина, пустота, похоже, сырость и подпольный червячок. Тараканы? Мыши? Крысы? Родительский добрый «очень милый» дом давно опустел. Только шаловливое эхо прошлого шастает по громадным комнатам, да шаркают по коридорам мои воспоминания о ярких и счастливых днях, когда здесь, на этом как будто человеком невозделанном пространстве, трещали нешуточные баталии, лилась незатыкающаяся болтовня и кипела жизнь. Люди в этом доме друг друга так любили, что такое никому не снилось, о таком можно лишь по-сказочному мечтать…

Сука… Блядь…

— Оля! — ору во всю свою луженную глотку.

— Я сейчас, — откуда-то, словно из прекрасного далёко, раздается чересчур спокойный голос моей жены.

Я ведь родился и вырос в этом месте, здесь же быстро повзрослел, в первый раз — так казалось мне тогда, — влюбился, и в этих укрепленных любовью, нежностью и вниманием ко всем стенах размочил счет по братским дракам с Серегой, а после этого, по всем законам жанра, отец развел нас по сторонам и выдал каждому наряд на выполнение хозяйственных работ, если память мне не изменяет, на долгих долбаных полгода. Ха! Всего лишь жалких шесть месяцев. Ах, как тогда мы жалобно скулили с Сержем, отдавая долг отечеству за выбитые друг другу зубы то ли на даче, то ли в родовом поместье маминого старшего брата. Отец… Отец… Отец… Где ты есть?

— Я все, Смирнов! — держа под мышкой книги, одалиска спускается по ступеням со второго этажа ко мне на первый.

— Это обязательно было делать именно сегодня, когда мы позвали в гости Ярослава и Царя?

— Я не понимаю. Задержалась или… Что с тобой, Алеша? — она подходит ближе, но странно замедляется и останавливается в нескольких шагах от меня.

— Ничего! Все чики-пуки, изумруд, — повернув голову куда-то вбок, сквозь зубы ей рычу. — Ты уже все?

— Леш…

Жена, похоже, снова движется — определенно чувствую ее дыхание и шевеление здешнего пространства. Наконец, подойдя ко мне вплотную, протягивает руку и осторожно трогает за плечо.

— Ты чем-то недоволен?

Она ошиблась! Недоволен? Чем-то? Я на хрен удручен… Есть такое слово в нашем великом и могучем? Надеюсь, что с описанием своего нынешнего состояния не ошибся. Не хотелось бы сейчас сверяться с маминым толковым словарем. Я, сука, зол, взбешен, расстроен. Родительский дом по-прежнему пустой. Здесь, как в могиле, а в этом месте так быть не должно. Не для того родители копили всю эту память, по крупинкам собирая мозаику своей семейной жизни, чтобы ее сейчас плесень с огромным удовольствием жрала или сжигал грибок, выплевывая споры в чистый воздух.

— Идем домой? — берет меня под руку и даже пробует тянуть. — Леш?

— Здесь пусто, — задираю голову вверх, рассматриваю чистый и высокий потолок, прищурившись, прочесываю периметр. — Для этого помещения такое состояние противоестественно. Понимаешь, душа моя?

— Леша, — прильнув к плечу щекой, жена неспешно начинает гладить мою руку, — идем, наверное, к нам. Дети скоро приедут. Я все…

— Это ее дом, Оля. Ее! Ее и только! Черт бы их подрал, — сиплю сквозь зубы.

— Я знаю. Тише-тише, — баюкает меня, как психованного пацана.

— Мать хотела бы, чтобы Дашка здесь жила. Какого хрена, в самом деле? Я…

— Алеша, я прошу тебя, — она становится передо мной, поднимается и тянется за поцелуем, не сводя глаз с меня.

— Я хочу отдать ключи. Слышишь? — сильно раздуваю ноздри и дышу открытым ртом, словно приступ астмы подловил.

Ни хрена не вижу! Одна лишь мутная картинка, мельтешащий квантовый процесс — неуловимые мельчайшие частицы, да четкий женский элегантный образ — силуэт моей красавицы, гордой неприступной одалиски.