Высокий! Худой, поджарый, крепкий! Гибкий, очень верткий хер! С надменной и высмеивающей все и вся улыбочкой! Вероятно, пожизненная пошлость с рожи не стирается. Он ведь трахал ее рукой и доводил до исступления.

Сжимаю тёмно-серый пластик в скрюченный кулак и скребу искусственными ногтями по протезированной поверхности:

«Кто ты? Кто ты такой? Ты… Сука! М-м-м-м! ЗАДРОТ! Как же так?».

— Добрый вечер, Игорь, — мудак протягивает Игорюше руку.

— Здравствуйте, — Бусинцев с улыбкой на лице ладонь ублюдку пожимает. — Вас Даша уже ждет.

— Отлично! — убирает руку и трогает свое лицо, потирая бровь и переносицу.

Я стопроцентно вижу золотую тонкую полоску на безымянном пальце богатого кретина. Это определенно обручальное кольцо! Он ведь женат, кумпарсита!

Чмошник ровняется со мной, поворачивает голову и, кажется, презрительно… Подмигивает?

— Добрый вечер.

Нет слов! Откровенный долбоеб, да к тому же без какого-либо стеснения.

— Добрый вечер, — отвечаю.

Мужик проходит мимо, резко открывает дверь и заваливается внутрь помещения.

— Он женат? — с застывшим взглядом на машине экстравагантного хлыща задаю, наверное, вопрос Вселенной, которым еще неделю назад была сильно озабочена Даша, когда выдавала мне неохотное согласие на совместную чашку кофе после очень неожиданной встречи с неудержимым совсем не милым и зеленым Халком в женском обличии.

— Кто?

— Этот, — мотаю головой назад, — мужик.

— Какая разница, Ярослав?

Какая разница? И в самом деле! Мое вот семейное положение ей совсем не подошло — я, так уж вышло, очень рано разведен, имею взрослого ребенка, к тому же, по трагической неосторожности на чемпионате, от результата которого зависела моя дальнейшая спортивная карьера и предполагаемый очень долгожданный переход в повышенную формульную серию, в двадцать пять лишился левого предплечья и с той же стороны кисти вместе с пальцами, естественно.

У меня есть сын, Смирнова Даша! Ему уже четырнадцать, и он почти мужик! Я тридцатидвухлетний инвалид по глупости и по непреодолимой жажде к скорости и гоночному спорту, у меня в наличии дорогостоящий протез и по выдуманному самому себе расписанию минет от шлюхи с лошадиным иностранным именем. Есть дом, в котором жить нельзя, потому что там воняет бензином и машинным маслом, есть эксклюзивная и дорогая тачка, которую купил за небольшую часть огромных денег, которые за полученную инвалидность мне выплатили спонсоры конюшни со стальными жеребцами. Я не сказал о сыне, про отсутствующую руку она и сама все поняла. Она большая умница — в темноте заметила! Стало очень тяжело скрывать факт присутствующего невосполнимого увечья. О ребенке, о сыне… Не сказал, не сказал, не сказал! И что? Я нагло умолчал, зато теперь прекрасно понимаю, что в тот момент поступил взвешенно и очень верно. Скажи я ей, что Кирилл — здоровый взрослый парень, добавив на закуску, что женился на первой девушке в задуренные восемнадцать лет, а в девятнадцать по зеленой неосторожности получил первое тяжелое ранение, как бы Смирнова отнеслась ко мне? Как к тупому недоразвитому имбецилу? Или к однозначному бесперспективному придурку? Или все-таки дала мне шанс?

А вот с этим молодящимся, да еще основательно женатым сутенером, как говорится — «Ну, проходи, парниша, милости прошу, немного глубже, еще-еще, ни в чем себе там не отказывай!».

Действительно! Разницы никакой — ничего у нас, видимо, не выйдет. Откидываю недокуренную сигарету, разжимаю застывший в кулаке протез и нервно дергаю губами.

— Ты куда? — орет мне в спину Игорь.

— На свой пост. Я тут, вроде как, охранник.

— У-у-у! — с чмокающим звуком втягивает табачную отраву. — Давай-давай…

Она красивая… Очень! Понравилась мне… А ведь я уже и не надеялся на это. Тяжело на что-то или кого-то бросить взгляд, когда заранее предчувствуешь неудачу, списывая на конченое невезение. Красивая, симпатичная… Хоть и мелкая, словно девочка. Я не привык к такому. Вокруг меня, до ампутации, естественно, вились в основном красотки просто чересчур модельного роста — метр семьдесят восемь и ни на сантиметр ниже. Какой у Даши рост? Метр в кепке и в коньках, надетых на большую шпильку? Наверное. А вес какой? Килограммов сорок есть или и того меньше? Как ее земля-то носит, а при встряхивании не сбрасывает в атмосферу?

Здесь, в клубе, праздно шатающимся или сторожам-охранникам, как я, не запрещено заглядывать в репетиционный зал — пожалуйста, было бы, как говорят, желание. Сейчас меня совсем не беспокоят танцы, вернее, в этом я вообще профан, мой интерес с недавних пор застопорился лишь на одном, очень мелком в телесном плане, человеке.

— Вот так! — она обнимает выродка за шею. — Угу…

— Дашка, делай скидку на мой возраст. Я ведь не профессионал, так согнуться не смогу.

— Да ладно уже, — откидывает голову назад и пронзительно смеется. — Толкай меня, швыряй, бросай… Делай то, что чувствуешь!

— Я устал, Дарья.

— Нет такого слова в нашем лексиконе. И потом, — семенит точеными ногами между конечностей мужчины, — есть четкий план. Мы задержались с вращениями. Теперь отрабатываем связки, а ты филонишь.

— Ну извини, малыш. Дела задержали.

Действительно, с этим мужиком Смирнова несколько иная. И он, конечно, разительно отличается от контингента, которым она за деньги танцевально управляет.

Сразу видно, что хрен с очень очевидным обручальным кольцом знает себе немаленькую цену.