Ряды проституток в конце двадцатых — начале тридцатых годов пополнили безработные, домашняя прислуга, чернорабочие, порою бывшие дворянки. Но более двух третей представительниц древнейшей профессии тогда составляли бывшие жительницы деревень, бежавшие от коллективизации в город, где не могли найти ни работу, ни жилье. А после введения паспортов в 1932 году в проститутки нередко стали подаваться и пролетарки. Уже к 1935 году больше половины городских «ночных бабочек» днем трудились на социалистических предприятиях. В милиции нередко составлялись примерно такие протоколы: «Работница-ударница завода «Краснознаменец» пьянствует и занимается развратом», «Владимирова М. имеет четырех детей, работает на ткацкой фабрике, водит к себе на квартиру мужчин»…

Торговали собой не только разведенные, но и семейные женщины. Это была так называемая «подсобная» проституция… Поскольку в тридцатые годы попытки возрождения тайных притонов и «домов свиданий» сурово карались, основной формой проституции стала уличная. Изменилось и место ловли клиентов: проституток вытеснили с центральных улиц, и они перебазировались в рабочие кварталы, находя желающих попользоваться их услугами около пивных, семейных бань и даже заводских проходных в дни получки.

Несмотря на репрессивные меры, советское государство так и не нашло эффективных средств для борьбы с проституцией. К тому же в первой в мире социалистической стране переродилось извечное человеческое понятие «милости к падшим»: здесь оно обрело поэтический смысл…

Все это конечно, не могло пройти мимо заинтересованного взгляда. Но Мария Спиридонова словно не хотела замечать, что принесла людям выстраданная ею революция. Уйти от действительности помогала работа.

Из показаний Марии Спиридоновой:

Я работала в банке, как бы я работала, если бы имела возможность вести свою партийную или советскую работу, как я работала в 1917–1918 гг. Только тогда я была свободна и счастлива, а теперь обратно.

Но стараний и увлечений работой было столько же: меня звали танком и наваливали столько работы, сколько могли вывозить только три человека. Один раз меня поставили в другую группу, пришлось в мою прежнюю на мое место поставить троих консультантов. И они провалили работу и разбежались. Меня, разумеется, заставили чинить их прорехи. Конечно, меня как ссыльную эксплуатировали, и увидав мою слабость к банку, знали, что как бы ни было трудно и как бы я ни ругалась, я не уйду…

Я уходила из банка не в 4 часа дня, а в 6–7 часов, дома обедала и мыла посуду и убиралась, ложилась на час, в 10 часов меня будили, читала газеты и книги и в 11, как автомат точно, садилась за свои бумаги до 3–4 часов ночи ежедневно, за исключением дней под отдых, когда всю ночь стирала на свою семью. От нехватки сна спасалась крепким чаем, который брала с собой на службу. Книги я читала по дням отдыха. Поэтому не любила посетителей и была деловито коротка в беседе, так как они отнимали или час отдыха, или увеличивали ночное сидение до 6-ти часов утра. Машинистки всегда знали, что с утра я займу своим шлепаньем 2 машинки. Так изо дня в день, из года в год, как одержимая. Мои близкие осуждали меня и пробовали опротестовать, но бесполезно. Если бы я не отдавалась так банку, я бы больше мыслила политически, учла бы лучше обстановку и предупредила бы нашу беду. Одержимость помешала…

Вот и опять «одержимость»…

8 февраля 1937 года Спиридонова была вновь арестована по обвинению в подготовке покушения па членов правительства Башкирии и Климента Ворошилова, собиравшегося посетить Уфу. По этому «заговору» всего был арестован 31 человек. Разумеется, Майоров, Каховская и Измайлович разделили участь Спиридоновой.

Им инкриминировали создание якобы существующей всесоюзной контрреволюционной эсеровской организации, в которую входили и левые, и правые эсеры и которую возглавлял всесоюзный контрреволюционный центр. Главными «центристами» были объявлены все те же Спиридонова, Майоров, Каховская, Измайлович…

Информационное сообщение в газете «Правда»:

На днях закончился пленум ЦК ВКП(б). Пленум обсудил вопрос о задачах партийных организаций в связи с предстоящими выборами Верховного Совета СССР на основе новой Конституции. Пленум принял соответствующую резолюцию, публикуемую ниже. Пленум обсудил далее вопросы хозяйственного и партийного строительства и принял соответствующие практические решения. Пленум рассмотрел также вопрос об антипартийной деятельности Бухарина и Рыкова и постановил исключить их из рядов ВКП(б).

Пленум работал уже целую неделю. Но только сегодня, 1 марта 1937 года, было запланировано второе по важности (после товарища Сталина) выступление — сегодня должен был говорить нарком внутренних дел СССР товарищ Ежов.

Уже с первых минут его речи нарком внутренних дел Башкирии Бак понял, почему Ежову предоставили слово только теперь, и в очередной раз восхитился прозорливостью руководства. После выступлений-отчетов наркомов Ежов как бы подводил итог, а их ведомство для того и создано, чтобы подводить итоги и выносить оценки. В глубине души Бак был уверен, что Наркомат внутренних дел — самый главный и нечета прочим.

— Выступления представителей ведомств, — начал Ежов, — показывают, что они до конца не поняли ни смысла, ни самой постановки вопроса об уроках вредительства японо-германских троцкистских организаций, ни тех задач, которые стоят перед нами в связи с уроками вредительства, шпионажа, диверсий. Ни один из товарищей не попытался дать не только анализ тех недостатков своих ведомств, но и не говорили о том, что они конкретно думают делать, чтобы изжить эти недостатки, для того чтобы вскрыть эти недостатки, ликвидировать их в самый короткий срок…