Кроме того, отношения между рядовыми большевиками-эсдеками и эсерами обострились значительно позднее. Тогда же, в 1905-м, идеологически непримиримые споры велись в основном руководящими верхушками, пока члены обеих партий бок о бок делали одно общее дело, не слишком разбирая, какой лозунг для них главнее — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» или «В борьбе обретешь ты право свое!». По крайней мере, похоже, что в Тамбове дело обстояло именно так, — там даже полиция не могла отделить зерна от плевел, овец от козлищ, эсеров от социал-демократов.

Присяжный поверенный Михаил Вольский — неважно, эсер или эсдек, — был одним из самых популярных в городе людей. В тех же самых полицейских документах описан довольно показательный случай. После объявления манифеста 17 октября демонстрация учащихся двигалась по Гимназической улице и встретила Михаила Вольского. Демонстранты приветствовали известного, как теперь бы сказали, «правозащитника» аплодисментами. Вольский сказал речь, в которой призвал всех разойтись по домам, и его тут же и беспрекословно послушались.

Считаясь отличным адвокатом и слывя либералом, он имел прекрасную практику, приносящую очень неплохой доход. Да и вообще Вольские были люди не бедные — собственный дом на главной улице Тамбова и три имения в Тамбовской губернии что-нибудь да значили… Так что Михаилу, в отличие от пролетариата, было что терять, помимо цепей. И меньше чем через год он признается себе, что терять-то ему ох как не хочется…

…На этот раз собрание проходило в квартире Михаила. Авдееву и Спиридонову там явно не ждали: публика собралась сплошь солидная, гимназистов и семинаристов не было вообще, рабочих, кажется, тоже. Зато здесь присутствовали инженеры из железнодорожного депо Бейкман и Гиттерман и новый инженер Лесневский. В большом кресле в углу комнаты устроился Лев Брюхатов, большой приятель Михаила, по убеждениям вроде бы примыкавший к эсерам. Из женщин, кроме Маруси и Анны, была Екатерина Михайловна Киншина, жена городского врача, и еще какая-то незнакомая девушка, наверное служащая в железнодорожной конторе. С Екатериной Михайловной считались и эсдеки и эсеры — она была одной из старейших партиек в Тамбове; кроме того, на ее даче в Инвалидной регулярно устраивали собрания и сходки.

— И вот вообразите. — скорчив забавную гримаску, рассказывал маленький инженер Гиттерман как раз в тот момент, когда девушки вошли в комнату (Гиттерман был обрусевший немец, так и не смог избавиться от легкого акцента). — Вообразите, Дмитрий Егоров направляет губернатору петицию! Просит охранить склад и добро от посягательств.

Аня и Маруся переглянулись. Дмитрий Егоров — старший компаньон известной в Тамбове фирмы «Торговый дом Прасковьи Николаевны Егоровой с сыновьями». В Тамбове он имел репутацию одного из самых прижимистых людей города. При чем же тут Егоров?

— А много ли добра-то на складе? — поинтересовался Брюхатов, попыхивая сигарой. — Или так, больше воду мутят, чтоб конкурентов постращать или от платежей увильнуть?

Брюхатов вполне соответствовал своей фамилии — толстый и вальяжный, он так удобно развалился в глубоком кресле, что, казалось, составлял с ним одно целое.

— Да хватает, — усмехнулся Гиттерман, — пшеница, рожь, мука — Бог знает сколько пудов, триста вагонов стоят на станции. А еще в железнодорожных баках залито пудов двадцать нефти…

«Ну, — подумала Маруся, — теперь все понятно. Слухи о неизбежности забастовки пошли гулять по городу».

— Ах-ах, — притворно вздохнул Бейкман. — Бедная Прасковья Николаевна!

— Господа, господа! — призвал Вольский к порядку развеселившихся инженеров. — Мы здесь не для того собрались, чтобы заботиться о благосостоянии купцов Егоровых. Следует выбрать наиболее оптимальную дату для начала забастовки. Как настроения у рабочих? Те, с кем я говорил, крайне недовольны расценками. Машинистам например платят гроши — всего одиннадцать рублей…

Он откинул со лба непокорную прядь, и Маруся невольно залюбовалась: какой 1 истый лоб, какие светлые глаза! Вот так же, наверное, выглядел и Данко. (Она недавно прочла «Старуху Изергиль» Горького.) Да, ничего не скажешь, красивый брат у Владимира! Даже слишком красивый…

Вольский обвел взглядом присутствующих и веско сказал:

— Экономические требования — наш главный козырь. Если его хорошо разыграть, то экономическую забастовку можно плавно перевести на политические рельсы. Требование созыва Учредительного собрания…

Договорить Вольский не успел. Дверь стремительно распахнулась, и в комнату быстро вошел инженер Георгий Давидович. Лицо у него было странно возбужденное и расстроенное одновременно.

— Ну вот, — Давидович швырнул на стол какую-то бумажку, — больше ждать нечего.

Вольский взял бумажку. Маруся разглядела, что это был телеграфный бланк.

— «Уполномоченные дороги Архангельский и Орлов арестованы в Петербурге», — прочел он и пожал плечами: — Что ж, действительно, больше ждать нельзя. Да и нечего. Начнем прямо завтра.