— Нужно что, Марья Александровна?

— Нет, я кутьи еще хотела, — смущенно сказала Маруся, — сиди, Аннушка, сиди. А о ком вы сейчас говорили?

— Да о дочке соседского кучера, о Настенке. Степана-то Тимофей Иваныч рассчитали, в запое Степан который день, так что придется теперь девчонке его идти милостыньку просить, горемычной… — начала было кухарка и осеклась, поймав предостерегающий Аннушкин взгляд.

— Вот, барышня, вам кутья, — Аннушка щедро положила кутью на тарелку, — да и идите в детскую… Юлия Александровна что, читает вам?

— Да, читает…

— Ну, вот и славно. — Аннушка ласково погладила девочку по голове и подтолкнула к дверям. — Вот и хорошо. Послушайте сказки, а я скоро приду и помогу вам спать лечь.

С полной тарелкой кутьи Маруся пробралась на свое место у камина. Юля строго взглянула на сестренку, но не прекратила чтения. Длинные «Калоши счастья» наконец закончились.

— Я тоже хочу кутьи! — еле дождавшись конца, крикнула Людочка и умчалась на кухню за своей порцией. Юля осуждающе пожала плечами, как большая:

— Если вы не будете слушать, то я и читать не буду.

— Будем, будем, миленькая! Читай! — Маруся ласково потянулась к сестре, ей совсем не хотелось обижать Юлю.

Вернулась Людочка:

— Аннушка говорит, что еще одну сказку прочтем — и пора спать.

Юля, очевидно гордая своим положением старшей, перелистнула страницу. Маруся украдкой вздохнула, приготовившись к очередной скучной истории, — она была еще слишком мала, чтобы понять всю прелесть рассказов Андерсена. Но следующая сказка неожиданно увлекла ее.

Это была история о девочке-сиротке, которая в рождественскую ночь стоит на улице одна-одинешенька и продает спички. Она заглядывает в окошки богатых домов и видит там нарядные елки, счастливых детей и вкусного жареного гуся на столе. А бедная девочка голодная и почти совсем раздета. Спички у нее никто не покупает, она замерзла, но идти ей некуда…

Маруся почувствовала, как от жалости к бедной сиротке у нее самой начинает щипать в носу и слезы уже готовы политься из глаз. Она не удержалась, всхлипнула раз-другой, и не успела Юля закончить чтение, как Маруся громко и безутешно разрыдалась. Сестры бросились к ней.

С кухни прибежала испуганная Аннушка:

— Что случилось? Что с вами, мое золотко?

— Девочка… — сквозь слезы попыталась объяснить Маруся, — девочка…

И снова заплакала.

— Ее сказка расстроила, — серьезно сказала Юля. — В книжке у Андерсена девочка замерзла до смерти. Она была очень бедная, и ее никто не любил, кроме бабушки, а бабушка тоже умерла…

Услышав Юлины объяснения, Маруся совсем зашлась в плаче.

! — Ну что вы, барышня, — успокоительно зашептала Аннушка, прижав к груди золотистую Марусину головку, — что вы… Это ж в книжке все написано! Ничего этого и нет вовсе! Ну, успокойтесь, успокойтесь скорее, а то сейчас маменька услышит, прибежит и расстроится.

Упоминание о маменьке подействовало. Маруся совсем не хотела ее расстраивать, а потому героическим для пятилетнего ребенка усилием сдержала слезы.

Но и много позже, уже лежа в своей кроватке, она долго еще тихонько всхлипывала от жалости, вспоминая, как девочка из сказки просила бабушку взять ее к себе на небо.

Утром Маруся проснулась первой. Весь дом еще спал, — видно, гости вчера разошлись очень поздно. Осторожно, стараясь не потревожить сон сестер, она выбралась из кроватки и, босая, в одной рубашке, подбежала к окну. Подоконник был высоко, Марусиного роста хватало только на то, чтобы дотянуться до него подбородком. Тогда она вскарабкалась на высокий стул и уткнулась носом в стекло.

Несмотря на праздники, улица жила своей обычной жизнью. Мимо дома проехала телега с дровами, дворник Феофан расчищал у крыльца снег, нападавший за ночь. Из-за угла показалась маленькая щуплая фигурка. Худенькая девочка, закутанная в рваный платок, приблизилась к дому, нерешительно посмотрела на окна, а потом, вздохнув, побрела прочь. Маруся услышала, как Феофан окликнул ее:

— Чего тебе нужно, Настенка?

— Да думала, может, помочь чем, — зябко кутаясь, сказала девочка. — Может, на кухне или поручение какое будет. А пет, так, может, поесть что дадут ради праздника…

— Попозже загляни, — добродушно посоветовал Феофан, — может, и будет.

Девочка по виду была чуть старше Маруси, но Марусю никогда не отпустили бы на улицу без шубки и капора в такую погоду. «Ох, — подумала Маруся, — это же Настенка, та самая, дочка кучера Степана! Про нее еще кухарка сказала, что ей придется милостыньку просить!»

Настенка шла от дома Спиридоновых вверх по улице, и чем дальше она удалялась, тем больше наблюдавшей за ней Марусе казалось, что Настенка и есть та самая бедная девочка из вчерашней сказки. Не дойдя до конца улицы, Настенка, видно, передумала и повернула обратно. Вернувшись к их дому, она вошла во двор и присела на выступ у поленницы.