– Она приедет позже.

– А для меня подруга найдется?

– Найдется – обезьяна с пальмы!

Вениаминович шутил с утконосым более жестоко, «на отвяжись», не заботясь, какой это произведет эффект. Его раздражала фамильярность.

– Я с месяц назад видел твою последнюю жену… – сменил направление темы Марк.

– А я рад, что ее давно не видел!

– Она интересовалась, не собираешься ли ты написать завещание?

– Напишу обязательно, укажу в нем, что оставляю ей камни из почек. Я их не выбрасываю, каждый стоил мне неимоверных страданий, как и жизнь с ней. Она потом сможет сделать из них колье. В этом будет что-то символическое.

– Хе-хе. Добрый и расточительный ты старый мамонт!

Они подошли к большим железным клеткам, там сидели огромные попугаи ара. Рядом возился худой чилиец в потертом синем комбинезоне, высоких резиновых сапогах и соломенной шляпе с длинными полями, на шляпе тоже сидел попугай.

– Колоритный персонаж! – заметил Марк. – Похож на героя американских триллеров или ужастиков… Ходит, убирает, чистит клетки, кормит попугаев, а потом в конце фильма выясняется, что именно он заколбасил всех студентов или туристов, а также тех, кто приехал их искать… Похож на актера Дэнни Трехо на пенсии.

Вениаминович поздоровался со стариком и перекинулся с ним несколькими фразами на испанском, затем подошел к клеткам, медленно вынул из кармана брюк небольшой пакет с хлебом и стал кормить птиц.

– Не пойму, – сказал Марк. – В тебя вселился ведущий передачи «В мире животных» Дроздов?

Вениаминович оставил этот вопрос без внимания.

– Уже не в первый раз замечаю, что у чилийцев свой испанский, они как-то проглатывают окончания, – заметил он, больше разговаривая сам с собой.

– Хочу здесь осесть, Вениаминыч! – вдруг уже серьезным тоном сказал Марк.

Его собеседник продолжал молча кормить птиц. Утконосого это чуть покоробило, и он опять перешел к приколам.

– Представляю себя возлежащим под зонтиком от солнца в шезлонге у океана, подходят местные, целуют руку, говорят: «Хотим вам выразить свое уважение, дон Марко!» – и суют баблище.

Вениаминович хмыкнул.

– Я полагаю, более реалистична другая картина. – Он бросил последний крупный кусок хлеба, который ара целиком жадно проглотил. – Останешься здесь, чтобы не сдохнуть с голода, освоишь профессию аниматора. Наденешь костюм Человека-паука и будешь в этом обтягивающем трико с пузом развлекать местных сопляков, показывая фокусы и кувыркаясь…

– Не смешно!

– А кто говорил, что будет весело?!

Вениаминович отряхнул руки от крошек, и они продолжили путь.

– Я сейчас на мели! – признался Марк.

– Догадываюсь.

– Вернее, я в полной жопе!

– Ты туда давно и целенаправленно стремился!

Утконосый сделал вид, что не заметил это едкое замечание. Он озвучивал то, ради чего, собственно, и прилетел в Южную Америку.

– Честно признаюсь – хочу сесть тебе на хвост, Вениаминыч. Ты ведь плотно в Никарагуа влез, в Чили к чему-то принюхиваешься – подтяни меня в какую-нибудь тему.

– Здесь нет никаких тем, они все остались там, в Москве. Здесь для меня только одно направление деятельности – сохранить, удержать хотя бы то, что имею… Да и кем я тебя возьму – просто хорошим парнем?

«У такого не допросишься и туалетной бумаги, не то что помощи», – подумал Марк. Он догадывался, что получит подобный ответ, и решил пока замазать все шуткой – вышло нервно, пошло и на грани дозволенного.

– А что, создадим здесь секту, придумаем учение, наберем последователей. Ты же был хиппи, неформал в советской юности, правильно я понимаю?

– Я был фарцовщиком, там присутствовала экономика.

– Замечательно! И здесь все поставим на финансовые рельсы. Будешь нашим вождем, гуру, Великим Инкой. Представляю тебя в клешах и амулетах. А можно наклеить на лысину ирокез. Я всегда подозревал, что в душе ты матерый кришнаит и нудист. Обратим в свою веру местных баб: старых-молодых, толстых-худых, красивых-страшных. Смысл учения: неважно, с кем спать, они для нас все одинаковые, и в этом истинная свобода! Мы дарим, растолковываем им свое учение – они переписывают на нас имущество и несут баблище. Будем жить в окружении толпы почитательниц, а звать их будем сестрами!

– У тебя словесный понос? Завязывай, иначе примешь мои искренние оскорбления.

– Не видел тебя вечность, соскучился – хочется поприкалываться, пошутить.

– От таких шуток в зубах бывают промежутки.

– Ух, какая! – неожиданно выдохнул утконосый.

Дорожка, по которой они шли, местами извивалась, и когда собеседники вынырнули из-за очередного поворота, то наткнулись на эффектную брюнетку со сногсшибательной фигурой и губами-плюшками в донельзя коротких драных джинсовых шортах, причем особенно коротки они были сзади. Она была в компании коренастого, стриженного ежиком, рыжеволосого мужчины лет 45–50 с красным, выгоревшим на солнце лицом. Они смотрели куда-то за кусты, где в низине виднелся заболоченный ручей, и бросали туда сучки дерева.