“Нет, другого сына, старшего - его тоже зовут Деметриос”, - сказал Соклей.

Это вызвало недовольство афинянина. Он служил Деметрию Фалеронскому. Возможно, он не любил его. Поворчав, он задал следующий неизбежный вопрос: “Что у тебя с собой, кроме вина и трюфелей?”

“Шелк коана”, - сказал Соклей. Офицер одобрил Коса.

“Родосские духи”, - добавил Менедем. Это тоже было безопасно.

“Папирус и чернила”, - сказал Соклей. Папирус прибыл из Египта, в то время как чернила были родосскими.

“Пчелиный воск”, - сказал Менедем. Пчелиный воск мог появиться где угодно под солнцем. “Вышитая ткань. И малиновая краска из Сидона”.

Сидон принадлежал Антигону, но он не сказал, что Афродита была там. Он позволил офицеру предположить, что родосцы получили это в своем родном полисе, а не отправились сами в Финикию - что, в связи с их остановками в других местах, принадлежащих Антигону, могло вызвать у парня больше подозрений. Как бы то ни было, офицер сказал: “Хорошо. Я надеюсь, что вы выгодно проведете время, торгуя здесь. Вы знаете, что вам придется обменять свое серебро на афинских сов?”

“Да, лучший”, - сказал Соклей, в то же время как Менедем говорил: “Да, благороднейший”. Ни один из них не посмотрел на другого. Менялы брали за свои услуги солидные комиссионные. Они оставляли часть себе; остальное доставалось полису. Оба родосца намеревались по возможности уклоняться от афинского закона. Множество людей в любом полисе больше беспокоятся о весе полученного серебра, чем о том, была ли на нем афинская сова или роза Родоса.

Когда офицер повернулся, чтобы идти обратно по пирсу, Соклей сказал: “Прости меня, лучший, но Ификрат, сын Леона, все еще здесь, родосский проксенос?”

Афинянин покачал головой. “Нет, он умер два, может быть, три года назад. Протомах, сын Алипетоса, в эти дни представляет здесь ваш полис”.

“Я не знаю такого имени”, - сказал Соклей. Менедем склонил голову в знак согласия. Соклей продолжил: “Его дом здесь, в Пейреусе, или он живет в Афинах?”

“Он в Афинах, недалеко от театра”, - ответил офицер, что заставило сердце Соклеоса подпрыгнуть от радости и, по выражению лица Менедема, заставило его двоюродного брата сдержать смех. Афинянин добавил: “Он сам занимается мрамором и другим камнем. У него хорошее имя в городе”.

“Рад это слышать”, - сказал Соклей.

Как только солдат покинул набережную, проглоченный Менедемом ’сникерс" вырвался на свободу. “У проксеноса дом рядом с театром!” - сказал он. “Я уверен, что твое сердце разрывается, потому что нам придется пройти пешком весь путь до Афин, чтобы встретиться с этим Протомахосом. Свинья мечтает о помоях, овца мечтает о клевере, а ты - ты мечтаешь о доме рядом с театром в Афинах. И теперь твоя мечта сбылась”.

Соклей хотел сказать ему, что он несет чушь - хотел, но знал, что не сможет. Он довольно болезненно улыбнулся в ответ. “Нам действительно следует встретиться с этим парнем, ты так не думаешь?”

“Я не знаю”. Голос Менедема звучал одновременно рассудительно и с сомнением. “Я думал о продаже наших товаров на рынке прямо здесь, в Пейреусе, и поэтому мы не будем...”

“Что?” Соклей взвизгнул. “Ты что, с ума сошел? Здесь продают древесину, масло и пшеницу, а не такие...” Он неловко остановился, когда его кузен снова начал смеяться, на этот раз сильнее, чем когда-либо. Соклей послал ему обиженный взгляд. “О. Ты разыгрываешь меня. Ха. Ha, ha. Ha, ha, ha.” Это был не смех. Он повторил пустые слоги, чтобы показать, насколько забавной, по его мнению, была шутка.

Менедем положил руку ему на плечо. “Мне жаль, мой дорогой. Мне действительно жаль. Я просто не мог устоять. Выражение твоего лица...”

“Не смог устоять?” Спросил Соклей. “Ты даже не попытался”.

“Ну, может быть, и нет”. Менедем смерил взглядом солнце. “Как ты думаешь, у нас есть время сегодня съездить в город и найти этого Протомахоса, или нам лучше подождать до завтра?“

Соклей тоже посмотрел на заходящее солнце: посмотрел на него и испустил долгий, скорбный вздох. “Завтра было бы лучше”, - сказал он, - “и ты понятия не имеешь, как сильно я хотел бы сказать тебе обратное”. И затем, внезапно, он щелкнул пальцами. “Нет, беру свои слова обратно - нам лучше отправиться сейчас”.

“И как ты уговорил себя на это?” Спросил Менедем, забавляясь.

“Просто. Завтра либо девятое, либо десятое число Элафеболиона”. Его взгляд метнулся к созревающей луне, которая объявила дату. “Я думаю, это будет десятое. Если это так, то это первый день Дионисии. Там будет большой парад и будут происходить всевозможные другие вещи, и никто не захочет заниматься никакими делами. Вот почему мы должны встретиться с Протомахосом сегодня ”.

Его кузен обдумал это. “Что ж, если ты прав, то ты прав. Нам лучше уйти. Диокл, оставь достаточно людей на борту и трезвыми сегодня вечером, чтобы убедиться, что ни один из этих умных, легкомысленных афинян не уйдет с ”акатосом".