Слова мужчины прозвучали так, что я не мог понять, шутит он или говорит всерьез. Протоарамейский? Мне казалось, что такое название больше подходит какому-нибудь древнему мифу. Но желание продолжить разговор пересилило скепсис:

– Может, просто арамейский? Это же библейский язык, и, насколько я помню, он тоже считается мертвым.

– Ну, хорошо, будем говорить об арамейском, – согласился он, мягко улыбаясь. – Нет, Санжар, он не совсем мертв. В некоторых сирийских деревнях до сих пор говорят на арамейском, хоть язык и изменился, пополнился новыми словами и значениями. Я Кан, и, несмотря на то, что я не мексиканец, прожил здесь долго. Эта земля что-то значит для меня, напоминает о прошлом, – он немного откинулся назад, задумавшись.

– Я Санжар, Санжар Аброров, – представился я.

– Чем вы занимаетесь, Санжар?

– Я этнограф, доцент, занимаюсь изучением культур Центральной Америки. Живу в Ташкенте, приехал сюда по проекту. Один швейцарский фонд выделил мне грант, вот я и здесь, – объяснил я, ощущая, как радость от неожиданного знакомства вытесняет усталость. – Направлялся в университет, где по контракту проживаю, и застрял здесь… Сегодня просто день неудач. Сначала директор музея отказал мне в изучении древних свитков майя из-за того, что у меня якобы просрочена рекомендательная бумага. Затем мексиканские полицейские чуть было не забрали паспорт, решив, что он поддельный – такие идиоты, понятия не имели, что такое Узбекистан. А в довершение машина заглохла прямо здесь, в километре отсюда.

Я посмотрел за окно: мексиканская пустыня простиралась перед нами. Песчаные дюны перемежались с сухой колючей травой и кактусами, издалека казавшимися призраками в серебристом лунном свете. Молочно-белая Луна словно мерцала над бесплодной равниной, создавая волнующую атмосферу тишины и заброшенности. Ветер поднимал песчаную взвесь и уносил её прочь, оставляя на песке едва заметные линии, которые исчезали так же внезапно, как и появлялись. Место казалось отдалённым от суеты и бегства времени.

– Да, для вас сегодня явно невезучий день, – тихо согласился Кан, переводя взгляд в сторону. – Хотя любой другой мог бы стать таким же. Но именно этот день для меня стал роковым. Именно он определил мою судьбу. Возможно, у вас в жизни такого не случалось…

– Почему? – спросил я, заинтригованный его словами.

Кан посмотрел на меня пристально и спросил:

– Вы какую веру исповедуете?.. Ах, из Центральной Азии, значит, ислам.

– Увы, не все жители этого региона мусульмане, – улыбнувшись, поправил его я. – Я родился в семье коммунистов, так что… не верю. Не обессудьте.

Кан кивнул с пониманием.

– Ага, атеист. Это хорошо.

– Почему?

– Легче будет понять меня. Верующие склонны судить из позиции догм, не готовы принять иное, особенно если это противоречит писаниям или религиозным установкам. Атеист же способен быть нейтральным слушателем, который либо согласится, либо нет, но не станет спорить, опираясь на каноны, касающиеся, скажем, событий шеститысячелетней давности.

– А что произошло тогда – шестьдесят веков назад?

Кан отвел взгляд в окно, где Луна освещала печальный пустынный пейзаж.

– Это был цветущий край. – Он взмахнул рукой в сторону, будто указывая на место, где раньше процветала жизнь. – Великолепные деревья, реки с чистейшей водой, изумительной красоты цветы и мягкий климат… Рай, почти рай.

– И почему всё это исчезло? Экологическая катастрофа? – предположил я, – Что-то вроде того, что уничтожило динозавров миллионы лет назад? Тогда ведь тоже вымерло почти всё живое…

Я живо представил, как огромный астероид с грохотом врезается в землю, расплескивая по сторонам пылающую лаву и каменные обломки. Небо темнеет от дыма и пепла, а на месте плодородных земель остаётся лишь пустыня, выжженная до последнего корня, словно природа стерла сама себя с лица земли, погрузив этот край в вечную пустоту.

Но Кан лишь покачал головой с легкой усмешкой, и его зрачки, словно лампочки, вдруг вспыхнули ярко-красным светом. Я невольно поёжился. В этих горящих зрачках было что-то неестественное, холодное и пугающее, как неоновый глаз на вывеске «Los derrotados», который я заметил над дверью кафе. Такой же чуждый свет, манящий и тревожный, словно из другого мира.

– Нет, это была не катастрофа природного характера, – продолжил он. – Не астероид, не извержение вулкана, не потоп… Это была война.

– Война? Шесть тысяч лет назад? – удивился я, пытаясь осмыслить его слова. – Кто же тогда мог воевать? Как можно было превратить цветущий край в пустыню? Атомного оружия ведь у людей не было… Или, может быть, вы говорите о пришельцах? Ведь уфологи часто строят теории о древних войнах с инопланетянами.

Конец ознакомительного фрагмента.