Дождались сигнала, ухватились за веревку в десять рук, мигом выдернули Колякина. Он брыкался и кричал в горловину колодца: «Михаил, чего руки-то распускаешь? Я ведь сдачи могу дать!»

Из глубины колодца донеслось звяканье железа.

И дело пошло. Теперь, едва над каменным выступом колодца появлялись голова и плечи буровика, его подхватывали в десять рук и ставили на землю. Сменщик уже стоял наготове.

Невидимая, пролетела над колодцем сова и будто отделила своими крылами ночь ото дня. Восток затеплился, потянул зябкий ветерок.

Пришла очередь Колякина. Несколько толчков ногами — и Колякин очутился в пещерке. Ее освещала лежащая на боку автомобильная фара. Дном пещерки была известняковая плита. Плиту по-прежнему можно было сравнить с баранкой, — но теперь уж с баранкой обкусанной: края ее были обрублены. Ниже, во второй плите буровики вырубили глубокую яму в форме котла.

Среди обломков камня Колякин нашарил гладкую ручку кувалды и тяжелый штырь с расплющенной, сбитой набок головкой. Он нацелил штырь, ударом кувалды вогнал его в известняк.

Ахнув, провалилась середина каменной плиты. Рука с зубилом повисла в пустоте.

Колякин схватил топор, покрепче уперся ногами, наклонился и пошел тесать.

Он был мокрый от пота, когда вырубил в рыхлом известняке дырищу, — рваную, с острыми выступами. Плечи, спина, ноги — все болело, однако он довел дело до конца и ровно обтесал края.

Изнемогшего, его вытянули на свет, на ветер. Он огляделся: овцы разбрелись окрест, лежали или стояли кучками, несколько коров и лошадей замерли неподалеку с опущенными головами. Верблюд по-прежнему лежал возле юрты, жевал свою жвачку и смотрел вдаль, как бы своим видом показывая людям: глядите, вот я не доставляю вам никаких забот.

— Давайте черпать, — сказал Колякин.

Он поднял разбитые в кровь руки, подставил их ветру. Встал над верблюдом.

Чабан притащил к колодцу кольцо стального канатика и сшитый из лошадиной шкуры мешок.

Верблюд качнулся и поднял Колякина над степью.

Кожаный мешок под тяжестью своей железной крестовины полетел вниз, потянул за собой канатик.

— Скажи «хоп!» — крикнул чабан Колякину.

— Хоп! — повторил Колякин.

Верблюд двинулся прочь от колодца.

Канатик дрогнул и натянулся.

— Зачерпнуло! — закричал Колякин.

— Вода есть! — закричали буровики.

— Су бар! — закричал чабан. — Вода есть!

Могучий верблюд между тем шел и шел, удаляясь от колодца, с легкостью вытягивая мешок из глубин земли.

Блеск канатика и верблюд с седоком привлекли внимание овцы, которая была покрепче других и не лежала, а бродила неподалеку. Овца заблеяла и всполошила отару. Вожак отары, старый козел с космами на брюхе и на груди, позвал овец за собой и бросился к колодцу.

Чабан дал команду собакам остановить овец.

Овец не испугал грозный рык псов. Тогда один из псов прыгнул навстречу козлу и цапнул его за заднюю ногу.

— Чего овец не подпускаешь? — закричал Колякин чабану.

— Они последними пьют!

Колякин глядел сверху, как чабана и буровиков крутило в водовороте тел, как раскидывали они овец, пропускали к колодцу псов. Псы лезли грудью в колоду. Дышали их жаркие красные пасти.

Чабан дал псам наспех утолить жажду, а затем хватал их за загривки, отшвыривал, приказывал удерживать овец.

Налили колоду, пустили лошадей; брезглива лошадь, замутненную воду пить не станет. Пили лошади не спеша: касались поверхности воды рыхлыми губами, фыркали, посматривали вокруг.

Колякин был чуть живой — так его растрясло на пыльных горбах. Он остановил верблюда, кое-как сполз по его меховому боку.

— На мое место хочешь? — спросил Нурыш. — Иди, вставай! Я сменю тебя на верблюде!

В этот момент чабан и собаки пустили к колодцу овец. Те как безумные полезли в колоду с ногами, надсадно орали, отпихивали друг друга.

Колякин запрокинул голову, вылил остатки воды на себя, поймал струю открытым ртом…

И пошла работа!..

Псы отсекали от отары овец, пригоняли к колодцу.

Овцы накатывались галдящими волнами.

— Зачерпнуло! — кричал Колякин. — Пошел!

Он выхватывал мешок из колодца, опрокидывал. Из мешка хлестал искристый сноп воды, разбивался о пыльные бараньи спины.

— Пейте! — кричал Колякин. — Пейте!

Набегал верблюд, жарко дышал в шею. Хохотал, сидя между горбами, Нурыш.