Евреи становились частой мишенью инквизиции, как и катары, члены гностической и аскетической христианской секты конца XII и начала XIII века в регионе Лангедок во Франции. Их насильно заставляли отказаться от своих убеждений или же их ждало отлучение от церкви Ватиканом. Частью покаяния становилось ношение большого желтого креста, пришитого к верхней одежде. Из-за такого заметного клейма еретика, пусть покаявшегося и исправившегося, часто подвергали допросам и пыткам со стороны инквизиции. Двадцатилетний военный крестовый поход (1209–1229), предпринятый Иннокентием III, в итоге их уничтожил.

Связь между многовековыми эмблемами вероотступничества и недавней историей кажется слишком очевидной: треугольники еврейских жертв нацистской Германии несут самые страшные ассоциации. Желтый значок исчез на некоторое время после Французской революции, но был возрожден в 1939 году как часть трагической обременительной эскалации маркировки, сегрегации, криминализации и убийства евреев. Региональные вариации были устранены в 1941 году указом Рейнхарда Гейдриха, который обязал евреев всей Германии в возрасте шести лет и старше носить желтую звезду Давида. Вскоре мандат распространился на большинство оккупированных стран[152].

Желтые эмблемы, символизировавшие инаковость и свидетельствовавшие об антисемитизме и дискриминации, сыграли заметную роль в гибели примерно шести миллионов евреев при нацистском режиме до его поражения в 1945 году. Очевидно, именно так желтый цвет, ответственный за жестокие преследования и смерти многих людей, оказался наделен самыми негативными ассоциациями.

Желтые книги

Европейские поэты и романисты конца XIX века, принадлежащие к символистскому и декадентскому движениям, чьи произведения были направлены против социальных, экономических и политических принципов господствующих классов, часто публиковались в книгах с обложкой из недорогой бумаги, которая выглядела скорее грязно-белой, чем желтой, но все равно называлась именно так. Les livres jaunes считались изданиями, выходящими за рамки приличий. Писатели ставили под сомнение романтическое представление о природе как источнике всех благ и с недоверием относились к рамкам и конформизму Викторианской эпохи как к непререкаемому пути для членов общества, занимающих хорошее положение. Декаданс, нарушающий правила, настаивал на том, что люди – не просто винтики во все более и более мощном механизме промышленной революции и сложившейся в ее результате жесткой социальной структуре.

Биркенау, Польша, 1944 год: венгерские евреи стоят в очереди, ожидая начала отбора годных и не годных для работы.

Из «Альбома Аушвица»: фотографии, сделанные в лагере смерти Аушвиц-Биркенау.

В стихотворении «Предупредитель»[153] поэт Шарль Бодлер поселил в сердце человечества желтую змею, которая должна была предостеречь нас, что смерть не за горами и что, возможно, нам не стоит отказываться ни от одного доступного нам удовольствия. Сам автор, похоже, следовал этому завету. Он очень быстро промотал большую часть наследства, заразился сифилисом, стал зависим от алкоголя и наркотиков и культивировал эксцентричную публичную личность. В некоторых случаях, однако, его сомнительная жизненная стратегия срабатывала: сборник «Цветы зла»[154] – влиятельная «желтая книга», ставящая под сомнение традиционные идеалы и одобряющая запретные удовольствия, – впервые вышел из печати в 1857 году, и его читают и по сей день.

В 1884 году французский писатель и государственный служащий Жорис-Карл Гюисманс опубликовал основополагающую livre jaune – «Наоборот»[155]. Живописный, как оранжерея, роман описывает бегство от общества (и возвращение в него) Жана дез Эссента. Стремясь к как можно более неестественной жизни, герой инкрустирует панцирь черепахи золотом и тяжелыми драгоценными камнями, думая, как экзотично она будет смотреться, бродя по его дому. Но вместо этого животное умирает от тяжести украшений. Во все окна дома вставлено цветное стекло, чтобы не проникал естественный свет. На стенах висят пикантные картины, например «Саломея» Гюстава Моро. На полках стоят книги писателей-декадентов и символистов – Поля Верлена и Стефана Малларме. Еда дез Эссента так же сложна, а ночные посиделки столь же беспокойны. Разумеется, все происходящее не лучшим образом сказывается на его здоровье, и в конце книги мужчине приходится вернуться к нормальной жизни. Жизнь самого Гюисманса в какой-то степени повторяет эту сюжетную линию. Автор принял католичество в 1890 году и в поздних работах, достаточно популярных, чтобы позволить ему уйти на пенсию и жить на гонорары, рассуждает о религии и церковной жизни.

Благодаря французским Les livres jaunes желтый превратился в цвет нестандартный, выходящий за рамки мышления.

Франтишек Купка. Автопортрет. 1907.

«Наоборот» упоминается в романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея», написанном в 1890 году, где говорится о том, что в нем попадаются «метафоры, причудливые, как орхидеи», и волнующие отрывки, содержащие «описание религиозных экстазов какого-нибудь средневекового святого или бесстыдные признания современного грешника»[156]. Гюисмансовский дез Эссент явно был близок по духу аморальному Дориану Грею, который скандальным образом предавался каждому пороку, искушавшему его. Сам Уайльд демонстрирует некоторое сходство с обоими героями. Он угодил в центр скандала, за чем последовали тюрьма, банкротство и остракизм. Однако его остроумная манера переворачивать условности с ног на голову продолжает завоевывать самому автору и его детищам – желтым книгам (и пьесам) – пылких поклонников спустя более чем столетие после преждевременной смерти писателя.

Пикантная графика Обри Бердсли сформировала провокационную репутацию «Желтой книги».

Обри Бердсли. Ежеквартальный иллюстрированный журнал, апрель 1894, том 1.

В конце концов словосочетание «желтая книга» стало самостоятельным явлением – появился английский литературный журнал The Yellow Book, «Желтая книга», сознательно названный так, чтобы установить некоторую связь с декадентским феноменом livre jaune, бытующим по ту сторону канала во Франции. Альманах выходил всего три года, с 1894-го по 1897-й. Художник Обри Бердсли[157] был его художественным редактором на протяжении всего этого короткого периода, и внешний вид издания – безумно стильные, выходящие за рамки иллюстрации и словно предвосхищающие будущие свежие и современные дизайн и верстку – привлек к нему большое внимание. Бердсли, нарисовавший скандальные, откровенно сексуальные изображения для первого английского издания «Саломеи» Уайльда в 1894-м, создал для журнала шокирующие по тем временам работы. Джон Лейн, издатель «Саломеи»[158] и «Желтой книги», усердно проверял отсылки к японской эротике, полушутя вспоминая, как «помещал рисунки под микроскоп и рассматривал их вверх ногами»[159]. Говорят, что Бердсли так же усердно трудился над тем, чтобы не пересекаться с ним. Период активного творчества художника продолжался всего чуть более семи лет, и в 1898 году он скончался от туберкулеза в возрасте двадцати пяти лет.

Сенсации и скандалы конца XIX века, разгоравшиеся вокруг творчества авторов, публиковавшихся в livres jaunes, привнесли в символику желтого цвета странный и опасный отблеск. На рубеже XIX и XX века словосочетание «желтая пресса» вошло в обиход в США благодаря дедушке фальшивых новостей – Уильяму Рэндольфу Херсту[160], который претенциозным образом смешивал текущие события, мнения и непристойные подробности личной жизни знаменитостей. Примерно в то же время стала широко использоваться фраза «желтая опасность», когда кайзер Вильгельм произнес ее, провоцируя формирование предрассудков и разжигание ксенофобии, чтобы побудить европейские империи вторгнуться, завоевать и колонизировать Китай. Трудно рассматривать мощную комбинацию скандала, декаданса и геополитической пропаганды как нечто совершенно отдельное от энергии антисемитского символа. Бедный, бедный желтый – его увели в сторону от солнечного света и завлекли в очень плохие места.