Они двинулись по мокрой от росы земле, раскинувшись цепью. Полицейские, люди Лоретти, местные добровольцы, охваченные суеверным страхом и одновременно опьянённые охотничьим азартом, двигались тихо, боясь спугнуть даже собственную тень. Туман окутал стволы деревьев, и теперь они казались огромными, как великаны, которые притаились в полумраке. И каждый шорох, каждый крик ночной птицы отдавался эхом, сжимая сердца и превращая даже самых стойких в робких и испуганных детей.

Вдруг, вдалеке, на том месте, где старое кладбище упиралось в границу леса, послышался топот копыт. Все мгновенно остановились, замерев. Лица обратились в сторону звука, и вот — в разрыве молочного тумана появилась она. Белое платье, как призрачный туман, струилось по воздуху, и длинные, как сама ночь, чёрные волосы развевались позади всадницы. Женщина на чёрном коне появилась, как в кошмарном сне, беззвучная, безликая, будто и не видела никого из них. Её пустой взгляд был устремлён в одну точку, в бесконечность, словно она двигалась по этому полю в ином мире, в ином времени.

Один из полицейских, с трудом сдерживая дрожь, вскинул фонарь, освещая женщину. Но свет, казалось, проскользнул сквозь неё, как сквозь дымку, едва освещая безжизненное лицо, лишённое какой-либо эмоции.В полумраке черты разглядеть практически невозможно.

— Эй, стой! — выкрикнул один из мужчин, шагнув к ней, но её лошадь, продолжила шаг, так же плавно и беззвучно.

Они пытались кричать ей, пытались окликнуть, но всадница, как зачарованная, продолжала двигаться, будто скользила по воздуху, будто не была из плоти и крови. И чем больше они на неё смотрели, тем сильнее их охватывал липкий ужас. Едва кто-то выстрелил в воздух, лошадь сорвалась с места и бросилась прочь галопом.

***

В предрассветные часы, когда серое небо постепенно начинало рассеиваться, освещая окрестности первыми тусклыми лучами, люди Лоретти и полицейские уже отчаялись поймать призрачную всадницу. Они пробирались через кустарники и скользкие лесные тропы, едва различая друг друга в густом тумане. От ночного страха осталась усталость, перешедшая в отчаяние — на протяжении часов, казалось, что сама природа играет с ними, пугая мерцающими тенями и дразня звуками копыт, что доносились со всех сторон, но так и не привели к цели.

Один из полицейских, ослабленный долгой погоней, едва не споткнулся, когда из лесной дымки впереди неожиданно вырисовалась фигура лошади. Она стояла неподвижно, словно призрак, темнея в туманной дымке, и, казалось, наблюдала за людьми чёрными пустыми глазами. Лошадиная голова была опущена, словно в поклоне, а из-за неподвижности животного оно выглядело замогильной статуей, внезапно возникшей на этом пустом лесном просторе.

— Там! — выдохнул один из мужчин, указав в сторону лошади, и все устремились к ней, не отрывая взгляда.

Подойдя ближе, они застыли. На спине чёрного, как ночь, жеребца, недвижимо сидела фигура в белом платье. Подъехавшие ближе поняли, что это вовсе не призрак — на лошади сидела привязанная девушка. Белое платье, изначально светлое и нежное, теперь было запятнано алыми пятнами, причудливыми, словно цветы на поляне…только это были не цветы – это была кровь. Самое большое красное пятно с черной дырой зияло на груди девушки, а её лицо… её лицо застыло в смертельной маске ужаса и боли, и оно навеки отпечаталось в её чертах.

— О, Господи… — прошептал кто-то, отступая назад, словно поражённый. – это Рита…Маргарита Динаро…

Лица собравшихся исказились от панического страха и отвращения. Никто не мог произнести ни слова, будто что-то тёмное и тяжелое повисло над ними в этом туманном предрассветном часе. Лицо Риты было мертвенно-бледным, её глаза, которые некогда сияли жизнью, остекленели, взирая в пустоту. Вокруг стояла тишина, такая глубокая, что даже сердце билось как-то глухо и отстранённо.

Скрипя зубами, Лоретти шагнул вперёд, по лицу его проскользнула тень невыносимой боли и тяжести. Он вплотную подошёл к лошади, чёрной, как уголь, и увидел, что девушка крепко привязана к седлу. Смерть не была случайной — это было преднамеренное убийство. Рана на груди, искусственная посадка на спине коня, платье, красивое, вечернее, теперь осквернённое кровью. Всё это складывалось в жуткую картину, как послание, оставленное самой смертью.

Один из полицейских, сглотнув комок в горле, вслух озвучил то, что все уже поняли, но никто не решался сказать:

— Её убили. Но кто?

— Только зверь мог так надругаться над телом, — вымолвил один из людей Лоретти, глядя на привязанную к лошади девушку.

— Альберто… — прошептал один из мужчин. Слово, произнесённое почти беззвучно, однако отразилось в воздухе, точно раскалённое лезвие.

Лоретти обернулся. Его взгляд, мрачный, исполненный боли и гнева, вцепился в того, кто посмел обвинить его сына. Губы Джузеппе дрожали от невыразимого страдания, которое не давало ему дышать, но он сумел взять себя в руки.

— Пока это не доказано, — холодно и твёрдо сказал он, — никто не смеет произносить это имя.

Весть о страшной находке пронеслась по городу. Леденящий ужас и паника заполнили каждый уголок Сан-Лоренцо, словно сама смерть прошелестела по его улицам. Жители, настороженные первыми слухами о страшной находке, собирались маленькими группами, переговариваясь и пугая друг друга всё новыми, преувеличенными рассказами. Каждый пересказ добавлял кровавых деталей и зверских подробностей. Лишь одно осталось неизменным: имя предполагаемого убийцы — Альберто Лучиано.