Саша переступила порог, и все взгляды обратились к ней. Разговоры мигом стихли. Она ступала по паркету с усилием, будто преодолевала речное течение. Обменялась быстрыми взглядами с Белоусовым и направилась к Князеву, не глядя ни на кого больше. Он тяжело поднялся ей навстречу. Массивный деревянный стул, отодвинутый им, оглушительно проскрежетал в повисшей над залом тишине.

Саша молча достала из внутреннего кармана пальто сложенную вчетверо бумагу и протянула Князеву. Лекса заметил две черные полосы через весь лист.

Князев читал, и лицо его каменело.

– Как ты решишь, так и будет, Федя, – сказала Саша не своим, высоким, жалобным почти голосом. – Что скажешь, то я и сделаю.

Князев глянул на нее безо всякого выражения и снова уставился в бумагу.

– Как же они выросли, – сказал он наконец очень тихо. Аккуратно сложил лист и убрал в карман кителя. Обвел собравшихся таким взглядом, словно видел впервые.

– Значит так, – веско сказал Князев. – Расклад поменялся. План, который сегодня обсуждали, надобно менять.

– Что произошло? – спросил Белоусов.

– Они теперь берут заложников. Семьи. Моя первая, но это только начало. Вагоны с колючей проволокой, которые разведка видала, да не поняла, куда столько – это для концлагерей. Туда народ из деревень сгонять будут. Действуем так, – Князев посмотрел в темноту за окном и сжал в кулаке бороду. – Четверть часа закончить ужин. Вино убрать. Всех вернуть, кто восвояси ушел. Новый боевой приказ готовить станем. Пусть главком решает, как семьи наших вывести. Куда отправить их, кто где кого примет – это пусть он на себя возьмет, а мы обеими дивизиями ударим по их главным силам. Михалыч, карты достань, все, какие есть.

– Федя, как же ты теперь? – Саша так и стояла посреди зала, ее била крупная дрожь.

– Подбери сопли, комиссар! – прикрикнул Князев. – На тебя люди смотрят. Чтобы через четверть часа взяла себя в руки. Работать надо, планы менять. А покуда выйди. Нечего панику разводить!

Лекса заметил, что Белоусов замер в нерешительности. Он должен был одновременно и подготовить бумаги к срочному совещанию, и позаботиться о жене, с которой явно не все было ладно. В картах Лекса ничего не смыслил, а вот помочь замерзшему человеку вполне мог. Взглядом испросив у Белоусова разрешения, Лекса приобнял Сашу за плечи и вывел в соседний кабинет, поближе к жарко натопленной изразцовой печи.

Пять минут спустя Саша, со стаканом горячего чая в руке, укутанная в выпрошенный у кого-то из местных баб салоп, взяла папиросу из подаренной Аглаей пачки.

– Смотри, Лекса, как проявляется в такие минуты, кто чего стоит… Вот вроде удар направлен по Князеву в первую очередь. Я думала только о нем. И о себе… – Саша сжала папиросу так, что переломила пополам, рассыпав табак. Лекса прикурил для нее другую. – А он сразу позаботился обо всех. Как же мы будем без него…

– Типун тебе на язык, комиссар! Как это – без него! Думать не смей!

Саша ничего не ответила, только молча посмотрела на Лексу, и его чуть не затопило плещущимся в ее глазах отчаянием.

Глава 3

Начальница разведки Объединенной народной армии Аглая Вайс-Виклунд (Кузнецова)

Январь 1920 года

Передовой разведпункт в Богоявленском размещался в здании бывшей коммерческой конторы, на улочке, прилегающей к товарной станции. От предыдущих владельцев достались удобные шкафы с полками, кое-какие запасы писчих принадлежностей, а также в изобилии столов и стульев. Разведка и полиция – по сути своей дело бумажное. Недаром жандармов, числившихся в старой армии военнослужащими, армейцы именовали «табуретной кавалерией» – штанов они изнашивали больше, чем сапог.

Аглая вошла и, отряхивая с шинели мелкую снежную пыль, поприветствовала своего заместителя:

– Здорово, полуночник! Чего сидишь, не спишь, случилось чего?

– А как же. Четвертый за день эшелон из Козлова и пятый к ночи подтянулся. Стало быть, точно начальство пожалует, один черт разбудит, – Серега отвечал таким тоном, словно Аглая не провела в Тамбове неделю с лишним, а выходила покурить. – Чай будешь?

– Настоящий?

– Морковный, но с сахарином.

– Давай! – стянув шинель и усевшись напротив заместителя, Аглая приняла из его рук жестяную кружку. – Насчет эшелонов – вдруг не ты один у нас такой наблюдательный да сообразительный? Присматриваете, чтоб кто не надо не прознал чего?

– Прием обывательских телеграмм на почте запрещен. На железнодорожных телеграфах с полудня дежурят наши, с телеграфистами байки травят, через плечо им заглядывают. На всех выходах из села – посты комендантской роты. Шляться по улицам после темноты запрещено, патрули ходят. На двух самых интересных маршрутах постов нет, а есть зато засады из наших ребят. Так что если вражеская агентура попытается с кем-то связаться, как раз и возьмем курьера… Что еще? Почтовых голубей тут до нас сожрали. Вроде все.