Шрифт:
– А давай нашу! – расхохотался Дятлов.
Василий раскопал в шкафу пяльца и за пятнадцать минут на краешке, оставшемся от второй матери и младенца, сообразил что-то, отдалённо напоминавшее бутылку. На всякий случай добавили прямое указание косыми стежками (“ВОДКА”).
Через полчаса опять загудел звонок. На пороге стоял Марусин дрыщ.
– Василий, меня жена отговаривала… Но я подумал: чем чёрт не шутит. Может, вы нам ещё колясочку вышьете двойную? А то фиг найдёшь у нас.
Дятлов высунулся из-за двери:
– А благодарность?
– Так не постоим, – обрадовался проситель. – Сейчас, – он перескоком через ступеньку направился вниз и скоро вернулся с двумя бутылками. – Вот!
Затворив дверь, поставили бутылки на стол и сели друг напротив друга.
– Однако… – сказал Дятлов.
– Ты… – протянул Норкин – никому не говори только.
– Совпадения же… – протянул Дятлов.
Утром у дверей образовалась Лидия Григорьевна, припорошенная пудрой времени. Сверкая чёрными глазами, она гаркнула, как ворон, и стукнула об пол тростью для убедительности:
– Молодости!
Василий соседки побаивался и от замешательства, не спросив, плеснул ей и себе коньяка. Лидия Григорьевна рюмку опрокинула, вавилонская башня причёски на её голове качнулась от удовольствия.
– Сделаешь? – нетерпеливо спросила она.
– Как же я вам сделаю “молодость”? – удивился Норкин. – Это же не коляска. Это не получится.
– А вот! – Лидия Григорьевна полезла в карман чёрного пальто, похожего на воронье оперение, и вытащила аккуратно сложенную вчетверо бумагу.
Это была схема вышивки с черноволосой красавицей.
– Один в один я пятьдесят лет назад, – объяснила старуха.
– Не получится, – отрезал Василий.
Тогда гостья вытащила из другого кармана бумажный свёрток:
– На.
– Что это? – насторожился Норкин.
– Десять пенсий.
– Да хоть двадцать, Лидия Григорьевна. Молодость не сбудется.
– А ты вышей, а остальное уж моё дело. Вышить-то можешь?
– Вышить я могу, но говорю вам – вы не сможете помолодеть на пятьдесят лет. Так не бывает.
– Я знаю, – кивнула упорная старуха.
– Ну а зачем тогда?
– Это с запасом. Хоть бы десяток сбросить. Думаешь, я ради красоты? Да бог с ней. Спина болит. Так, будто в меня гвозди забивают, как в крышку гроба. Вышей, Василий! Ну что тебе?
Василий растрогался:
– Ладно. Но деньги вы заберите… не надо мне.
На двух матерях с младенцами Норкин руку набил, но черноволосая красавица была большая – сидеть не меньше недели. Да так ему жалко стало старуху, что тут же он сомкнул пяльца на белой ткани и крестик за крестиком стал выводить портрет. В конце концов, раз ей так легче… Молодость, ясен пень, не сбудется. Но что есть возраст, как не вера в него? Он вышивал и вышивал. Казалось, что не нитка вдета в иголку, а накопившаяся в Василии нежность.
Приходили другие соседи, малознакомые. Одни просили машину, другие – найти кота. Машину Василий отверг по причине поверхностности желания. А на кота согласился.
Хоть и не верил в спасение кота посредством его вышивания, чтобы успокоить хозяев, Василий на всякий случай записал в блокнот окрас и кличку и, поскольку кот мог замёрзнуть в зимнем дворе, сразу вышил его по “бутылочной технологии”, то есть как попало, на глаз, и подписал стежками: “Кот Арсений”.
После засел за заказ Лидии Григорьевны. Ему снилось, как в старушкину спину вбивают гвозди, и он просыпался среди холодного рассвета, включал настольную лампу и складывал чёрную нитку пополам.
Когда снова вышел из квартиры, обнаружил на лестничной клетке очередь смущённых людей, которые сказали, что ждали начала его рабочего дня.
– Я ещё утром поняла, что ты закончил, – сказала соседка, принимая готовую работу. – Проснулась и не болит почти. Последние недели так болело, хоть вой. Да что сделаешь, когда старость. А сегодня, будто снег в душе включили – всю боль заложил.
Норкин выпил чаю в гостях, ещё раз отказался от денег, но от продуктов и бутылки отказываться не стал. И, вернувшись в свой подъезд, обнаружил, что очередь удлинилась.
– Можно? – спросил его робкий голос.
– Заходите, – коротко кивнул Норкин с врачевательным видом.
Просили вещей самых обычных и самых невероятных. Просили собственной зарплаты, которую задерживали, просили выиграть тяжбу с тёткой о наследстве, опять просили найти кота, так как первый кот, Арсений, обнаружился в подвале и его имя передавалось из уст в уста, просили любви, просили стиральные машинки, холодильники, компьютеры, ремонт, звукоизоляцию, путёвку на Кипр, поездку на Дальний Восток, домик в деревне, смену в лагере, одна девочка просила, чтобы родители разрешили морскую свинку, просили исцеления от разных болезней, выигрыша в лотерею, опять найти кота, найти собаку, найти машину… С ремонтами, наследством и машинами Норкин прогонял сразу.