— Вот, значит, как ты любишь проводить свободное время...

А потом посмотрел на одну из бирок с ценником и присвистнул.

— Можешь мне объяснить, что такого в этой футболке, что она столько стоит? — прошептал он, склонившись к моему уху.

Я, кажется, покраснела. Я не слишком часто покупала здесь вещи, но вновь почувствовала, как растёт между нами пропасть и ощущение того, что мы разные. Мне это не понравилось, и я постаралась поскорее увести его прочь, твердо решив, что больше мы сюда не пойдем.

Ещё одна тема, которую мы редко поднимали — отношения с родителями. Хотя мне хотелось узнать о нем как можно больше, я понимала, что этот разговор для него очень болезненный. Поэтому мы ограничивались какими-то детскими или школьными воспоминаниями, но иногда всё равно переходили эту грань. Непроизвольно.

На днях это сделал Саша. Он просто попросил меня помочь выбрать подарок для его мамы, на день рождения. И я с удовольствием принялась выдумывать и озвучивать разные идеи, пока в итоге мы не остановились на варианте с красивым теплым платком, который будет очень уместен зимой.

— А ты познакомишь меня когда-нибудь со своей мамой? — спросила его, когда подарок был куплен и упакован.

Он замолчал на пару секунд, а потом честно признался:

— Я бы очень хотел этого, но пока слишком рано. Не потому, что я не хочу тебя ей показывать, просто та почва, на которую она выбирается, ещё слишком зыбкая, и любой повод — тревожный и радостный — может стать маятником, который вновь толкнет ее в эту бездну. Ну, знаешь, захочет отпраздновать, выпьет сто грамм, а где сто — там и бутылка...

— Я понимаю, прости.

— Всё в порядке.

В общих чертах я знала о тех ужасах, которые ему пришлось пережить в самый тяжелый период запоев мамы, и тогда у меня сорвался вопрос:

— А за что ты ее любил тогда?

Сорвался не потому, что я хотела его задеть и не из праздного любопытства, просто я иногда и сама думала, что с трудом нахожу в себе силы уважать и терпеть родителей. А люблю ли я их? Не знаю... И это больно царапало душу.

Но так хотелось простого тепла! Объятий… Кому-то довериться, поделиться секретом, рассказать о своей любви к Саше...

И тогда он ответил мне так, как, пожалуй, сказал бы и его мудрый дедушка (у них это семейное что ли?):

— Знаешь, есть десять заповедей, и одна из них говорит: чти отца своего и мать. Не написано: чти лишь хорошую мать. Какой бы она не была, она родила и вырастила меня. Я не могу её бросить.

Я потом целый вечер пыталась примерить это на себя и свои отношения с родителями. Но очередная ссора через несколько дней доказала, что во мне нет терпения, а в маме — мудрости и женской чуткости. Она опять пыталась меня научить жить. Допытывалась, почему я не встречаюсь с Глебом, что меня тянет на «эту дурацкую работу», когда же я наконец повзрослею, что в её понимании значило смириться с тем, что дано, предать мечты и стремления и строить свою приземленную жизнь — зато на «надежном» фундаменте из валюты. Не знаю, почему все считают, что деньги — это надежно? Сколько раз выручали людей не деньги, а добрые поступки, надежное плечо или просто теплое слово тех, кто рядом? И сколько раз никакими пачками купюр нельзя было откупиться от одиночества, болезни и смерти? Почему же мы слепо продолжаем верить в то, что самый лучший вклад — «бумажный»?

Впрочем, каждый раз, когда я пыталась доказать маме, что устроена по-другому, она отвечала одно и то же: «Глупости». Вероятно, в её системе координат возраст был равен жизненной мудрости, и потому она считала себя правой во всем.

Я предпочла не развивать бессмысленный спор и ушла в свою комнату. Перед сном мы с Сашей часто обменивались голосовыми сообщениями, присылали друг другу милые смайлики, а еще я почти каждый день подробно писала о наших встречах в дневник, чтобы потом, когда станет грустно, перечитать и вновь погрузиться в эти теплые ощущения. Пару раз уже так поступала и это всегда срабатывало.

— Наша станция, — Саша легонько меня потряс, и я открыла глаза.

Надо же, задремала.

— Угу, — сонно пробормотала в ответ и, переплетая с ним пальцы рук, поднялась и направилась к дверям вагона.

На свежем морозном воздухе стало лучше — как-то бодрее.

У пешеходного перехода стояла женщина в возрасте с какой-то котомкой в руках. Пока мы ждали зеленый свет, подошла:

— Ребята, возьмите цветочки. Последняя осталась, — и она подняла целлофан, которым укрывала горшок с геранью.

Мы с Сашей переглянулись, и он полез за бумажником.

— Сколько?

— Пятьсот рублей.

Он протянул ей купюру, а женщина мне — ярко-красное цветущее растение.

— Спасибо, — сказали мы трое почти синхронно и засмеялись.

Сделку успели заключить как раз до того, как загорелся зеленый.

— Удачи вам, ребята! Вы очень красивая пара! — прокричала нам вслед уличный продавец.

— Это что за цветок? — спросил Саша.

— Герань.

— Откуда ты знаешь?

— Мы когда были в Чехии, там их очень много: в горшках на окнах, на тротуарах, возле калиток... Они украшают город и придают ему особый шарм. Мне тогда тоже захотелось разводить цветы дома, и я скупила несколько разных сортов и видов, но моего энтузиазма хватило на пару месяцев, потом всё это завяло. Но за этой геранью я буду ухаживать, обещаю, — тут же поспешила заверить, бережно прижимая подарок к груди.