Критики были очень строги. По их мнению, прекрас-, ные декорации Бернара Бюффе плохо сочетаются со слишком шумной музыкой Мишеля Маня. Что касается хореографии, то она признана очень посредственной. Для того чтобы показать этот спектакль, продюсер мсье Сарфати получил значительную субсидию в два с половиной миллиона франков, выделенную Рене Билльером, министром национального образования. В тот момент, когда продюсер собирался провезти спектакль по всей Европе и даже в Соединенные Штаты, ему потребовалась вторая субсидия, на этот раз от Кэ д’Орсэ, Министерства иностранных дел. Скандал разразился, когда депутат мсье Леотар поднял этот вопрос в одной из палат парламента. Министр национального образования, будучи, судя по всему, не в курсе первой дотации, выделенной его кабинетом, выразил крайнее неудовольствие. Мсье Сарфати отказали в прошении. Ходили слухи, что этот отказ связан с высказываниями молодой романистки относительно войны, ведущейся в Алжире, и ее гипотетическим присоединением к комитету ультраправых сил. Также припоминались заявления Роже Вадима опять же по поводу войны в Алжире в коммунистической газете «Летгр франсез». Как бы то ни было, вокруг спектакля «Неудавше-еся свидание» развернулась полемика. Поговаривали даже об отмене первой субсидии и о требовании ее возмещения Франсуазой Саган. Однако против этих интриг восстал Филипп Эрланже, историк, ответственный за проведение культурных мероприятий при Министерстве иностранных дел: «Не наше дело заниматься этими вопросами, так же как и не мы должны интересоваться вопросами личного состояния, которое приписывают Франсуазе Саган и Бернару Бюффе. О субсидии нас попросил мсье Сарфати, продюсер балета, и только качество спектакля могло повлиять на наше решение. Вот почему мы ждали, когда балет будет показан в Париже». Жорж Коньо, депутат коммунистической партии от департамента Сены, возмущается ответом мсье Билльера: «Вы оказались под влиянием кампании, проводимой прессой!» Но и пресса, в свою очередь, также начала выражать негодование. Она считает, что Кэ д’Орсэ могло бы поддержать лучшие спектакли, например «Опера», «Комеди Франсез», Национального театра Парижа Жана Вилара, Компании Жака Фабри, братьев Жак и т. д.

Несмотря на недоброжелательную критику и порванные связки Владимира Скуратоффа, спектакль в течение трех недель оставался на афишах «Театра Елисейских полей», а затем отправился на гастроли в Германию, Австрию, СССР, Великобританию и Соединенные Штаты, в целом это путешествие вокруг света длилось два с половиной года.

Его видели встречающим Франсуазу Саган у трапа самолета в одном из небольших американских аэропортов во время ее первого путешествия за океан. Чуть позже его фигуру можно было заметить в полуоткрытую дверь в клинике Майо. Он ждал пробуждения красавицы из глубокого сна. Потом его имя в качестве эпиграфа появилось в романе Саган «Через месяц, через год». Саган посвятила свой третий роман Ги Шеллеру, человеку, уважаемому в литературных кругах, но неизвестному широкой публике.

Ги Шеллер был одним из руководителей издательства «Ашетт», где занимался связями между издателями и распространителями. В противоположность Франсуазе Саган, которая не сохранила никаких героических воспоминаний о своих школьных годах, он мог похвастаться званием лучшего ученика. Во всех учебных заведениях, которые он посещал — школе иезуитов в Эврё, коллеже «Боссюе», лицее «Луи ле Гран», — Ги Шеллер выделялся дисциплинированностью и высоким интеллектуальным уровнем. Позже он получил несколько дипломов о высшем образовании: лицензиат по праву, кандидатскую степень исторических и также политических наук. Гордый за своего отпрыска, Рене Шеллер, его отец, создатель группы предприятий по доставке газет, журналов и другой печатной продукции, предоставил сыну возможность и течение года учиться и путешествоватъ за границей, чтобы завершить образование. В то время, когда молодые люди мечтали поморить Америку, Ги Шеллер выбрал Азию, континент, который он будет изучать всю свою жизнь По возвращении он узнал, что во Франции идет война. Его призвали служить в армию. Вплоть до Освобождения он занимался вопросами связи между французскими и английскими войсками в Африке. После этого мрачного периода Ги только и думал, как вновь приняться за работу. Молодой человек бродил по кулуарам издательства «Ашетт», где сделал карьеру его отец, в 1942 году скоропостижно скончавшийся от сердечного приступа. Здесь он встретил Анри Филипаччи, который рекомендовал его Гастону Галлимару. Тот предложил молодому человеку заняться установлением связей между издательствами «Ашетт» и «Галлимар», назначив зарплату в 13 тысяч франков в месяц. Такое предложение его устроило.

У Ги Шеллера было все. Импозантный, видный, можно даже сказать, красивый мужчина, он был хорошо образован и интеллектуален. Все знали, что у него немало увлечений: вино «Жевре-шамбертен», литература, охота, лошади, путешествия, танцы, джаз и классическая музыка. К этому неполному списку стоит добавить увлечение хорошенькими женщинами. «Казанова — это я! — восклицал Шёллер. — Я хотел бы быть таким и, очевидно, был им в ту эпоху… Дамы, путешествия, писательство… И я бы так же закончил жизнь, как и он, — больным и бедным». После женитьбы на Андре, у которой от него родилась дочь, он встретил Беттину. «Когда я жила с Ги, — рассказывала она, — мы ходили ужинать в небольшие бистро. Некоторое время спустя после нашего расставания Ги позвал меня и сказал: «Хочу представить тебе женщину, о которой все говорят». Это была Франсуаза Саган. Мы пообедали в ресторане на авеню Гранд-Арме. Это было как раз незадолго до автокатастрофы. Она притягивала к себе, поскольку была сложной натурой. Она намного опередила свое время в понимании свободы. Саган жила так, как хотела, сохраняя тесные связи со своей семьей Она была очень великодушная, смешная и энергичная»

В целом Ги Шеллер был достоин того, чтобы фигурировать в романах Франсуазы Саган. Именно о нем начинаешь думать, когда Сесиль произносит следующую фразу в романе «Здравствуй, грусть!»: «Я с удовольствием представила себе лицо этого мужчины. С крошечными морщинками, как у отца». Что до Доминики, героини «Смутной улыбки», то разве не влюбляется она в Люка, дядю своего дружка, который старше ее на двадцать лет? «У него были серые глаза, лицо усталое, пожалуй, грустное. Он был по-своему красив… Я вяло махнула рукой. Он поймал мою руку на лету. Я смотрела на него, озадаченная. В моей голове пронеслось: «Он мне нравится. Немного староват, и он мне нравится». Люк говорил медленно, у него были большие руки. Я подумала: «Типичный соблазнитель юных девиц моего склада» [17] .

Целое поколение разделяло двадцатидвухлетнюю Франсуазу Саган и сорокадвухлетнего Ги Шеллера. Но у них были общие друзья, и вращались они в одних и тех же кругах. В конце концов они встретились. Первая их встреча, по словам Ги Шеллера, состоялась в кабинете Пьера Лазареффа, «когда было уже продано около 400 тысяч экземпляров романа «Здравствуй, грусть!». Второй раз они увиделись на ужине, устроенном Гастоном Галлимаром. Франсуаза Саган прекрасно об этом помнила: «Мы не переставали хохотать». Третья встреча произошла в Нью-Йорке в 1955 году в компании Элен Гордон-Лазарефф. Итак, они встречались время от времени, иногда случайно, пока однажды Ги Шеллер не пригласил романистку поужинать с ним наедине в харчевне «Монфор-л’Амори». «Мы много говорили и очень понравились друг другу», — рассказывает он. На следующий день после выхода в свет романа «Смутная улыбка» между удачливой романисткой и образованным денди зародилось хрупкое чувство. Потом произошла эта ужасная автокатастрофа, которая чуть было не стоила Франсуазе Саган жизни. Сидя в одиночестве перед телевизором в своей холостяцкой квартире, Ги Шеллер узнал ужасную новость: Франсуаза Саган, жертва несчастного случая на национальном шоссе-448, находится между жизнью и смертью… Он тотчас связался с ее близкими и отправился в клинику Майо, где и провел всю ночь. В последующие дни он бесконечно мотался между своим офисом и клиникой. Если профессиональные обязанности не позволяли ему быть рядом с подругой, он посылал ей цветы и несколько раз в день звонил по телефону. Когда ему разрешили навестить ее, он бросился в палату номер 36, склонился над родным и распухшим лицом и признался ей:

— Ведь вы знаете, что я вас люблю!

— Да, — слабым голосом ответила Франсуаза Саган. «Мы виделись время от времени, и вот однажды она попала в эту ужасную аварию, — рассказывал Ги Шеллер много лет спустя в своем офисе издательского дома Робер Лаффон, где он возглавлял серию «Старые книги». — Я сразу же поехал к ней, чтобы просить ее руки. Она мне безумно нравилась, так как была необыкновенно чувственна, очаровательна и, что самое главное — необыкновенно умна. Я всегда говорил, что Франсуаза — самая умная женщина, которую я когда-либо знал. Я никогда не слышал, чтобы она сказала глупость. Будучи еще совсем юной, она уже все понимала в человеческих отношениях. К тому же я считал, что у нас с ней все могло сложиться, ведь у нас были общие вкусы: Стендаль, Пруст, поэзия… И потом, я заставлял ее смеяться. Предлагая ей замужество, я думал, что это облегчит ей жизнь. Позже наши отношения усложнились, хотя это все-таки было похоже на дружбу». Франсуаза Саган, в свою очередь, напишет: «Наша встреча походила по некоторым признакам на виолончель, звучащую где-то на втором плане моей жизни, на которой он играл долго и самостоятельно, совершенно не отдавая себе в этом отчета».

До этого времени публика ничего не знала о любовных приключениях Франсуазы Саган. Как ни странно, пресса, для которой романистка была вожделенной мишенью, почему-то не очень этим интересовалась. Саган заметила совершенно справедливо: «Жизнь, которую я обязана вести сегодня, проходит очень быстро. Люди просто мелькают вокруг меня. Скажу вам больше: тот образ жизни, который я веду сейчас, не располагает к любовным страстям. Чтобы чувство зародилось, нужно остановиться и внимательно присмотреться к людям».