Это выбивает дыхание из моих легких, и я отступаю на шаг, но это все, потому что я в жилете. Потому что, в отличие от этих парней, я не гребаный идиот.

Не стоит брать ножи на перестрелку без тщательного планирования.

Плюс, — я ухмыляюсь, — стрелять в человека и не видеть, как он отреагирует, — это немного страшно.

А сейчас я хочу быть страшным.

Глаза мужчины расширяются, затем опускаются, и он смотрит на рукоять ножа, торчащую между третьим и четвертым ребром.

Его пистолет дрожит и опускается, затем он отступает на шаг, и я вижу, как он сосредотачивается на том, чтобы снова поднять его.

В мою спину врезается тело, а руки сжимают мою шею, вызывая синяки.

Идеально.

Я использую инерцию нового человека, чтобы развернуть нас, как раз вовремя, чтобы спотыкающийся парень выстрелил.

Еще два выстрела раздаются эхом по маленькой комнате, и тело позади меня вздрагивает, когда дружественный огонь попадает ему в позвоночник.

Мужчина с пистолетом издает тревожный звук, и сквозь звон в ушах я слышу, как его пистолет падает на пол.

Рука на моей шее все еще сжимает, но уже не так сильно. Он еще не умер.

Я поворачиваю последний нож, который все еще у меня в руке, так, чтобы держать его за рукоятку, а не за кончик лезвия, затем взмахиваю рукой вниз и назад, разрезая верхнюю часть бедра мужчины и его бедренную артерию.

Я немедленно вытаскиваю лезвие, давая возможность жизненно важной крови, текущей по артерии, выйти наружу.

Руки мужчины соскальзывают с моей шеи.

Один погиб.

Один в секунде от смерти.

Один с ножом между рёбер.

Наконец одному из них удалось вытащить нож из руки.

Сначала он.

Он пытается бросить в меня лезвие, как я в него. Но он не я, поэтому плоское лезвие ножа ударяется мне в грудь и падает на пол.

Если бы это не было так жалко, я бы посмеялся.

«Серьезно?» — спрашиваю я, желая больше борьбы от этих мужчин. Нуждаясь в этом.

Не глядя, я бросаю свой последний метательный нож вниз и назад, слыша глухой стук, с которым он входит в тело истекающего кровью мужчины на полу.

Человек передо мной бледнеет, словно мысль о том, что я безоружен, кажется ему еще более пугающей.

Я слышу скрип койки позади себя, и я знаю, что Риб Гай пытается встать. Вероятно, надеясь использовать свой последний вздох, чтобы убить меня.

Он может попробовать.

Мне бы хотелось, чтобы это был настоящий бой.

Я бросаюсь вперед и сжимаю Руконогого в медвежьих объятиях, опрокидывая нас обоих на пол.

Он большой. Такого же размера, как я. Может, даже тяжелее.

Мое плечо задевает угол одной из кроватей, поэтому я слегка теряю равновесие, когда он замахивается кинжалом мне в лицо.

Я откидываюсь назад, двигаясь вместе с ним, но эта потеря равновесия заставляет меня наклониться слишком далеко, и его кулак скользит по моему горлу.

Удар не настолько силён, чтобы убить меня, но достаточно, чтобы было чертовски больно. И достаточно, чтобы сковало мышцы моего горла.

Я бью мужчину кулаком в лицо, достаточно сильно, чтобы оглушить его, а затем оседлав его распростертое тело.

Дыхание все еще застряло в легких, но я знаю, что воздух поступит, поэтому я не паникую.

Вместо этого я хватаю его за рубашку спереди, чтобы поднять, а затем бью его головой о бетонный пол.

Я слышу движение позади себя. Слышу, как Риб Гай поднимает с пола свой пистолет. Слышу его прерывистое дыхание, его левое легкое, вероятно, полностью схлопнулось.

Я снова бью головой Руконогого об бетон, и его глаза закатываются.

Риб Гай теперь движется вперед. Я слышу, как он приближается.

Он боится стрелять издалека.

Боится снова ударить своего друга, как в прошлый раз.

Киска.

Я поднимаю Руконогого на несколько дюймов от земли. Если его череп не треснул, то это произойдет. Но вместо того, чтобы качнуться вперед и снова швырнуть его вниз, я отпускаю его рубашку и падаю назад.

В комнате раздается выстрел, пуля пролетает над моим лежащим телом и попадает в грудь Руконогого.

Продолжая движение назад, я делаю обратное сальто.