Теодор Герцль собрал сионистский конгресс в Базеле через три года после публикации книги «Иисус грядет», и в последующие десятилетия Блэкстоун осторожно сотрудничал с сионистами через Еврейскую миссию в Чикаго. Он даже зашел так далеко, что созвал совместную конференцию христиан-премилленаристов и сионистов вскоре после своего возвращения из Иордании, где, повторюсь, закапывал книги. Воодушевленный согласием мнений между иудейскими и христианскими участниками конференции, он подготовил письмо президенту Бенджамину Гаррисону, так называемый «Меморандум Блэкстоуна», где мимоходом ссылался на книги пророков Иезекииля и Исайи, а далее шли пространные рассуждения о российских евреях, страдающих от погромов. Решение казалось очевидным: «Почему бы снова не вернуть евреям Палестину?»

С наивным оптимизмом Блэкстоун предполагал, что османы добровольно откажутся от куска своих владений в обмен на списание их значительного долга перед западными странами. Как ни удивительно, под этим письмом поставили свои подписи 413 человек, в том числе председатель Верховного суда, спикер палаты представителей, председатель комитета палаты представителей по международным отношениям, многие другие члены Конгресса, ведущие американские теологи, журналисты и капитаны промышленности – Джон Д. Рокфеллер и Дж. П. Морган.

Президент Гаррисон пообещал Блэкстоуну, что рассмотрит вопрос, и переправил его письмо госсекретарю Уильяму Блейну, который обратился с запросом в посольство США в Константинополе. Как было принято у американских дипломатов той эпохи, привыкших игнорировать ситуацию с евреями, письмо Блэкстоуна словно растворилось в воздухе; неугомонный Блэкстоун повторно отправил свои предложения Теодору Рузвельту в 1903 году, но и это письмо тоже исчезло.

В 1916 году Луис Брандейс, которого Вудро Вильсон только что назначил – первым среди евреев – судьей Верховного суда, наткнулся на этот документ. К тому времени оно устарело настолько, что, когда Брандейс принялся наводить справки в Государственном департаменте, чиновники последнего отказывались признавать, что когда-либо получали это послание. По словам историка Пола Чарльза Меркли, «кажется поистине невероятным, будто в Госдепартаменте не знали об этом письме. Должно быть, чиновники просто-напросто старались всячески дать понять, что ни президент Соединенных Штатов Америки, ни, что еще хуже, Государственный департамент, не имеют обыкновения уделять внимание вестникам конца времен»459.

В дальнейшем Государственный департамент предъявил немало доказательств своего институционального антисемитизма, в частности, до и во время Холокоста старался помешать оттоку беженцев из Германии и оккупированной Европы (ценой неисчислимого количества жизней), но приведенная выше цитата обнажает дополнительную причину, по которой это учреждение отвергло послание, подписанное многими представителями правящей элиты. Речь о «презрении образованных к необразованным, в особенности к тем, кто не мог похвастаться искушенностью в богословии. В епископальных, конгрегационалистских, унитарных, а порой и в пресвитерианских кругах, в которых воспитывалась политическая элита, никого не презирали сильнее… самозваных пророков последних времен. Пока единственными стойкими поборниками спасения евреев оставались такие вот пророки-фундаменталисты, попросту не было необходимости обращать внимание на сионизм. Бытовой и старомодный антисемитизм загородных клубов – ничто в сравнении со страхом и отвращением к фундаментализму среди хорошо образованных протестантов»460.

Брандейса одновременно удивило и встревожило нарочитое пренебрежение письмом Блэкстоуна со стороны Госдепартамента. Судья завязал оживленную переписку с Блэкстоуном, и в 1917 году они вдвоем представили обновленный проект президенту Вильсону, набожному протестанту. Но к тому моменту военная и дипломатическая ситуация на Ближнем Востоке радикально изменилась.

К концу жизни Блэкстоун изрядно разбогател и потому перечислял Брандейсу (также человеку обеспеченному) немалые суммы, в основном пожертвования нефтяника Милтона Стюарта, на поддержание деятельности сионистов. Незадолго до кончины в 1935 году, в возрасте девяноста четырех лет, Блэкстоун поведал Брандейсу, что припрятал некий запас средств, как и книги в Петре, так что «если вознесение действительно состоится [после моей смерти] и вас не будет среди тех, кого оно затронет», то эти средства надлежит использовать для поддержки невознесшихся евреев, которые обратились ко Христу, чтобы они могли обращать в истинную веру остальную часть погрязшего в язычестве человечества. (Также он сообщил Брандейсу, одному из виднейших юристов страны, что «не существует, по-видимому, таких человеческих законов, которые предусматривали бы подобное событие»461.)

Тем человеком, который во многом воплотил в жизнь планы еврея-сиониста Брандейса и диспенсационалиста и христианского сиониста Блэкстоуна относительно возвращения евреев в Палестину, был не кто иной, как Артур Бальфур. С раннего возраста Бальфур впитывал благочестие своих родителей и был одержим Ветхим Заветом. В остальном он был, как положено британскому аристократу, вялым и крайне сдержанным, принадлежал, по словам его биографа, к «легко опознаваемому типу, знакомому англичанам и французам по многим государственным деятелям, которые обязаны своей славой не столько конкретным достижениям, сколько несомненному интеллектуальному блеску»462.

Отец Бальфура был членом парламента, при этом родители, прежде всего мать, ревностно исповедовали евангелический протестантизм. На Бальфура также сильно повлиял член Братства по имени Уильям Келли, который, как и Дарби, был выпускником Тринити-колледжа. Что еще важнее, Келли редактировал гигантское собрание сочинений Дарби, и подобно Андерсону, располагал надежными связями среди политиков-консерваторов.

Дядя Бальфура, лорд Солсбери, трижды становился премьер-министром; как бы почти само собой разумелось, что Бальфур должен сменить его на посту в 1902 году. Как часто бывает, интеллектуальный блеск и отличное умение вести дебаты, эти важные ступеньки на пути к высоким должностям в британской иерархии, оказались не слишком полезными в практической работе, так что Бальфур подал в отставку через три года (основной причиной стали торговые вопросы463 ).

Почти сразу после отставки он встретился с одним из помощников Герцля, молодым сионистом Хаимом Вейцманом, профессором химии, который недавно перебрался на Британские острова, а впоследствии стал первым президентом Израиля; мечты молодого химика о возвращении евреев на родину, как сообщается, тронули религиозного Бальфура «до слез»464.

За следующее десятилетие отношения Бальфура с сионистами только укреплялись, и 2 ноября 1917 года, став министром иностранных дел, он написал письмо лорду Ротшильду, возможно, самому выдающемуся члену еврейской общины Великобритании. Текст письма был обнародован неделю спустя.