– Никого не трогал, снимал себе тихонечко из кустов и поймал осколок в голень. Глубоко зашёл, гад такой, вытащить самостоятельно даже не пытался. Боря, тварь, виноват, его работа, супчики рядом с моей позицией проезжали, он их из гранатомёта угостил, и меня заодно.

Всё, мы у броневика, Макс сел на пассажирское, пулемётом управлять нога ему не помешает. Боков теперь водила, я остался за управлением пулемёта, установленного на крышу. Выезжаем. Слегка прикрыли тентом Харрора, забравшегося в прицеп, и в путь…

Нас проигнорировали. Никому не было дела до броневика с прицепом, летящего по улицам города. Боков, молодчина, двигаясь к выезду, наворачивал петли, чтобы не вызывать подозрений. Хотя, возможно, и не нужна была такая предосторожность, ведь стоило нам отдалиться от элитной части города на километр, и позади, нет сомнения, что не обошлось без вмешательства Бори, начало всё взрываться. Последний взрыв был самым мощным. О том, что коттедж больше не существует, мы узнаем позже. Через несколько часов.

Молча, не проронив ни единого слова, доехали до отворота на посёлок Хвойный и загнали броневик в лес. Город Светлый хоть и совсем близко, но уже не так страшен, искать нас тут вряд ли кто-то станет, у сыщиков на ближайшие сутки других проблем навалом. Не верится, что всё прошло так гладко. Почти идеально.

– У Макса рана серьёзная. – Андрюха выбрался из машины следом за мной. – Весь коврик кровью залил, надо что-то с этим делать.

– Скрутишь его, чтобы не дёргался? – поинтересовался я у Харрора.

Берсерк-статуя кивнул.

– Э, стоять, я сам перевяжу! – заверещал Макс. – Не надо меня лечить.

Вдвоём с Андрюхой вытащили Ефименко из машины. Харрор тут же, не обращая внимания на вопли, прижал его к брошенному на землю тенту. Разрезав штанину, оценили повреждения, крупный кусок железа вспорол икроножную мышцу и засел где-то в глубине. Вытаскивание сопровождалось диким стоном, потому что в рот Макса мы засунули тряпку. Кровища так и хлещет, вот только он, похоже, этого не осознаёт.

Жгут выше колена, на ногу повязку, и дело сделано. Шитьём и прочей ерундой пусть Ольга занимается или кто-то ещё, мы свою работу выполнили.

– Мне кажется, что Боря не выберется, – Боков сидит на капоте и жуёт сухпай.

Меня пока не отпустило. Хоть и голоден, но к еде притрагиваться не способен. Свежо в памяти то, что увидел в особняке.

– Молитесь, чтобы выбрался, – сказал Макс, всё ещё не отошедший от экзекуции, которую мы ему устроили. – Приказ Росса был прост – вытащить Борю. Мы не справились…

Я уже давно похож на бомбу, готовую взорваться. Макс и его слова стали детонатором, меня теперь не остановишь, решил – сделаю. Присев на корточки напротив него, я тихо сказал:

– Росс и его действия достали! Хочешь быть шестёркой – валяй, но с меня хватит. Я понял его сущность, понял, чего он добивается. Вы – пока нет. Если Боря каким-то чудом выживет и доберётся до этого места… – Я вытащил из кобуры свой пистолет и продемонстрировал его. – Убью его из этого оружия. Просто застрелю. Пуля в голову, и мучения окончены. Он человек, который не имеет права жить. Так говорит моя гуманность.

Макс, изобразив смех, спросил:

– А сможешь? Смелости хватит?

– Хватит, у меня её завались.

– Ну давай, валяй, я буду рад посмотреть. А ещё мне весело с того, что ты говоришь. Гуманность, Ник? Какая, на хрен, гуманность? Так теперь называется убийство?

– Да, по отношению к Боре так. Он не человек, давно не человек, и смерть – единственное, чего заслуживает. Я убью его, так будет правильнее…

Мир людей сложен, ведь мы не машины, мы носители разума, уникумы. Каждый человек – отдельная вселенная, нет копий. Даже если появляются похожие как две капли воды люди, даже если они родственники, дети одной матери, и все их родинки расположены в одинаковых местах, то назвать их копиями всё равно нельзя, потому что разум каждого отличается, и порой слишком. Мы, все ныне живущие, и те, кто уже не существует, можем смело твердить о собственной уникальности и легко доказывать это. Такой нас придумала природа, если это была она.

Делить людей на категории мне не нравилось, но приходилось, потому что иначе нельзя. За свою короткую жизнь, сталкиваясь с различными людьми, я вывел несколько масштабных категорий. Начну с самой хорошей, с людей, к которым порой отношу себя, хоть и понимаю, что до их мировоззрения мне ещё расти и расти.

Абсолютные гуманисты – так называю тех, кто стремится сделать для общества лишь благо, да-да, именно для него в первую очередь. О себе эти люди думают в последней инстанции, и порой слишком поздно, что плохо сказывается на их личной жизни и даже здоровье. Абсолютные гуманисты способны отдавать себя делу полностью, без остатка, подпитываясь одними лишь результатами и целями тех идей, которые воплощают в жизнь. Они – двигатели прогресса. Вожди, что выведут человечество на новый уровень существования, в котором не будет той грязи, которую лицезрим сейчас. Жаль только, что всё это утопия, ведь абсолютных гуманистов мало, один на миллион, и часто их существование ограничено, потому что люди-хищники сильнее, они не дадут управлять собой.