— Да плевать мне на их клыки… шипы! — сдавленно прохрипел Менгелев, и на его щеках заходили желваки, — Вам вообще известно, с чем вы связываетесь, а?! С кем?! Да вы… вы просто не понимаете… До вас еще не дошло…

Старый ученый зажмурился и несколько раз судорожно перевел дух, пытаясь взять себя в руки. Когда он вновь открыл глаза, в них плескалось неприкрытое отчаяние вперемешку с ужасом.

— ЭТО уже близко, — почти беззвучно прошептал профессор одними губами, — Я уверен, ОН на подходе. И он придет за этими полумертвыми тварями, как приходит волчица мстить за своих детенышей… Чует убийц, ищет… Жаждет… Я не хочу навлечь ЕГО гнев…

— Так, стоп. Погодите. Вы сейчас о ком вообще? — озадаченно нахмурился Фридрих, чувствуя, как по спине побежали мурашки нехорошего предчувствия, — Кто таков этот загадочный ОН? Уж не Константин ли часом, а? Который Безумов?

— Он, — одними губами выдохнул Менгелев, и его перекошенное лицо исказила мучительная гримаса первобытного, иррационального страха, — Костя. Этот… человек, если его вообще можно назвать человеком… Он намного страшнее и опаснее, чем вы можете себе представить в самых жутких кошмарах. Вам не спрятаться от него. Не скрыться. Он придет за своими тварями. И горе всем, кто встанет у него на пути…

Фридрих пристально посмотрел на профессора, внезапно ощутив, как внутри все похолодело от безотчетного, панического ужаса. Раньше он слышал о Константине лишь краем уха — обрывки каких-то диких, совершенно безумных слухов и историй. Жуткие байки, которые Фридрих всегда считал не более чем глупыми городскими легендами, страшилками для доверчивых малолеток. Но сейчас, глядя в эти полные неподдельного ужаса глаза Менгелева, слушая его сбивчивый шепот, Фридрих вдруг и сам ощутил, как волосы на загривке встают дыбом. Его посетило жуткое чувство, будто за окном, в сумерках, среди ветвей деревьев кто-то притаился. Кто-то голодный, безжалостный и смертельно опасный. Фридрих, усилием воли отогнав наваждение, тряхнул головой и хлопнул ладонью по столу так, что Менгелев вздрогнул всем телом.

— Так, бросьте каркать, профессор! — прорычал Фридрих с наигранной злостью в голосе, пытаясь скрыть растерянность, — Соберитесь! Что вы раскисли, ей богу! Предлагаю вам еще разок как следует поразмыслить над моим предложением. Не торопясь так, со всех сторон. И учтите — если не согласитесь сотрудничать по-хорошему, то отношение к вам в нашем лагере может очень даже ухудшиться. Вы меня поняли? То-то же. А теперь, уж не обессудьте, вынужден вас покинуть. Дела ждут-с!

Резко поднявшись, Фридрих круто развернулся на каблуках сапог и решительно зашагал к двери, только полы длинного плаща взметнулись за его спиной. Но возле самого порога вдруг замер, будто споткнувшись о невидимое препятствие. Обернулся и глянул на профессора через плечо. Менгелев, ссутулившись, сидел на табурете, тяжело привалившись к стене, и безучастно смотрел куда-то перед собой невидящим взглядом. Он казался разбитым, опустошенным, полностью раздавленным свалившимся на него невыносимым грузом. Фридрих почувствовал, как внутри шевельнулось что-то похожее на жалость пополам с раздражением.

— И вот еще что, профессор, — негромко произнес Фридрих, так и не повернувшись, — Вы все же подумайте над моими словами. Я ведь от чистого сердца предлагаю. Искренне. По-дружески. Ради вашего же блага. Нельзя век бегать от страхов. Наберитесь храбрости, старина! Неужто вам еще ни разу в жизни не приходилось брать себя за шкирку?

— Не недооценивайте этого парнишку, — сухо произнес Док, — Я уже пару раз недооценил… третий раз наступать на эти грабли я не хочу. Я месяц провел у Безумовых. И чем больше я узнаю о княжиче Константине… тем отчетливее осознаю, насколько он знает больше меня. Несравнимо больше! Я ученый, и я не стыжусь расписаться в собственном невежестве. И это его глубокое понимание многих вещей… оно меня пугает. Человек… не может обладать такими знаниями. И у меня такое ощущение, что настоящий княжич давно умер там, на моем лабораторном столе. А его телом теперь заправляет нечто совсем иное… пришедшее из таких глубин древности, о которых мы даже и помыслить не можем.

Фридрих внутренне скривился. Кажется, докторишка окончательно выжил из ума. Тем не менее… возможно, к его словам и впрямь стоит прислушаться.

— Профессор, — укоризненно произнес Фридрих, — Я профессионал. Я отношусь к своей работе максимально серьезно. Я слышал, как и все, о подвигах юного княжича. Я знаю, что он… далеко не прост. И я отнесусь к вашей безопасности максимально внимательно.

— Хорошо, — кивнул Док, — Я… подумаю над вашими словами.

— То-то же. Подумайте. А я пошел.

С этими словами Фридрих с силой распахнул скрипучую дверь и вышел из хижины, с грохотом захлопнув ее за собой. Несколько секунд постоял на крыльце, вдыхая свежий вечерний воздух и пытаясь унять бешеный стук сердца. Затем, передернув плечами, решительно зашагал прочь, грязно выругавшись сквозь зубы. Ему необходимо было подумать. Осмыслить услышанное. Понять, как действовать дальше.

Менгелев остался сидеть в душной, пропахшей потом и страхом хижине, низко опустив голову и уронив руки между колен. Когда за Фридрихом захлопнулась дверь, ученый вздрогнул, словно от удара, и медленно стянул с носа очки трясущимися пальцами. Уронил их на стол. Закрыл лицо ладонями. Его узкие плечи мелко дрожали.

Профессор не солгал. Ему и впрямь было страшно. Настолько, что хотелось завыть в голос длинно и тоскливо, будто подраненный зверь. До одури, до колик страшно. До спазмов в желудке, до сведенных судорогой икр.

Потому что он давно понял — грядет нечто ужасное. Чудовищное. То, с чем не совладать всем армиям мира. И ни Фридриху, ни Варану, ни всем их головорезам вместе взятым ничего не сделать, не остановить грядущий кошмар. Потому что ЭТО уже пробудилось. ОНО готовится, набирается сил, чтобы сделать рывок и подмять весь мир под себя…