— Для того, чтобы медитации дали нужный эффект, необходимо полностью отгородиться от внешнего воздействия — никаких звуков, запахов и визуальных раздражителей. Только ты и твоё сознание.

В комнате воцарилось напряжённое молчание, а затем Полина сделала несколько осторожных шагов и заглянула внутрь того, что первоначально приняла за шкаф. Точнее всего это место можно было описать словосочетанием «пыточная кабина». В тесном пространстве, зажатом между серыми стенами, не было ничего, кроме небольшой мягкой сидушки на полу и тусклой лампы в потолке.

Стефан продолжал рассказывать что-то о приёмах медитаций, но Полина едва разбирала слова. Всё её внимание целиком было приковано к кабине, которую, очевидно, ей предстояло посетить.

— Хочешь сказать, тебя с детства сажали в этот… шкаф?

Стефан недовольно умолк, видимо, потому что она оборвала его на середине фразы.

— Это стандартная экзорцистская тренировка… — ответил он, бросив подозрительный взгляд сначала на содержимое шкафа, а затем на Полину. Он словно только сейчас осознал, как жутко должно выглядеть это место для посторонних. — Можешь не верить, но я очень любил там находиться…

— М-м… Это многое объясняет.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга: Стефан — раздражённо, а Полина — обеспокоенно, а затем экзорцист снова заговорил:

— Как я уже сказал, тебе нужно постараться освободить голову от мыслей. Если у тебя получится заглушить рациональное сознание, ты сможешь выйти на источник своих способностей. — Договорив, Стефан рассеянно почесал щёку, на которой едва виднелась рыжеватая щетина, и спросил: — Ты не страдаешь клаустрофобией?

— Не знаю.

— Сейчас выясним, — кивнул он.

Видимо, таким образом она дал ей команду приступать. Полина шагнула внутрь шкафа и поспешно обернулась к экзорцисту лицом.

— Кстати, отдай мне свой телефон. — Он осмотрел её придирчиво и добавил: — И часы.

— Я ведь не задохнусь тут? — спросила Полина, снимая с запястья ремешок.

— Ни я, ни моя сестра не задохнулись, — раздражённо выговорил Стефан.

Приняв из её рук вещи, он закрыл дверь. И Полину словно засосал вакуум.

Первое, что поразило её, когда она оказалась в запертом шкафу, — это ошеломляющая тишина. Раньше Полина не осознавала, насколько громко она дышала. Теперь же отчётливо слышала не только то, как воздух проникал в нос и в лёгкие, но и биение собственного сердца, и бешенный шум крови, разносящей этот кислород по всему телу. Хотя, возможно, последнее было уже плодом её воображения.

Температура в шкафу оказалась довольно комфортной, а, оглядевшись, Полина обнаружила и неприметное отверстие вентиляции в потолке в самом углу. Когда первый приступ беспокойства схлынул, она позволила себе потоптаться на месте, чтобы стряхнуть напряжение, а затем осторожно опустилась на сидушку и скрестила ноги по-турецки. Именно такая поза первой приходила ей на ум, когда речь заходила о медитациях. На этом познания Полины в сфере духовных практик заканчивались.

Она прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться на собственном дыхании. Её задание было максимально простым — освободить разум и не думать — однако Полина почти сразу поняла, что выполнить его будет ох как нелегко. За первые несколько минут, проведённых в шкафу, её мысли столько раз утекали в самых разных направлениях, что она устала одёргивать себя. Не помогали ни попытки считать до ста, ни визуализация образа этого самого источника силы.

В очередной раз поймав себя на размышлениях по поводу работы, Полина раздражённо выдохнула и привалилась плечом к шершавой стене. Стефан упоминал, что необходимы тренировки для того, чтобы услышать собственный дар, однако она почему-то надеялась справиться с первого раза. И в том, что находиться в шкафу было достаточно комфортно, экзорцист тоже оказался прав. Это место странным образом напомнило Полине чердак бабушкиного деревенского дома, где она любила прятаться, когда была ребёнком. Такое же тесное и тихое. Такое же умиротворяющее.

Полина зевнула и поудобнее устроилась возле стены.

В маленькое окошко ударил порыв ветра и шквал тяжёлых грозовых капель. Но Полина даже не вздрогнула от этого угрожающего звука и продолжила сосредоточенно наматывать вокруг талии своей куклы матерчатый пояс бабушкиного платья, который тайком умыкнула утром. Она точно знала — никакие гром и молния здесь её не достанут. Шум дождя под самой крышей звучал как объемная гулкая музыка, и, кажется, Полина даже улавливала её странный и гипнотический ритм. Он укутывал сознание, отдавался эхом в самую суть и вызывал волнительное теснение в груди.

Полина улыбнулась самой себе и начала мычать под нос какую-то незамысловатую песенку. Пояс никак не хотел завязываться узелком и то и дело сползал, однако она продолжала упорно соединять и скручивать его концы вместе. В какой-то момент она так сильно потянула за ткань, что нитка, которой был прострочен пояс, лопнула, и шов на глазах начал расползаться. Испуганно вытаращив глаза, Полина замерла. Теперь бабушка точно узнает, что она брала её вещь! А секунду спустя и весь остальной материал пояса вдруг стал рассыпаться на тысячи тонких полупрозрачных нитей.